– Шах-Зада!
Она вошла в домик, стала на расстоянии, настороженно отвернувшись от Шархана. Шархан приказал снять с его ног хромовые сапоги. Она на минуту замешкалась, побледнела в лице, руки пальцами зацепила узлами. Тихо, недоверчиво, из-под сдвинутой на глаза шали бросила взгляд на его кирпичное лицо. Она не знала, как себя повести в такой ситуации. Тут перед ее взором стал глубокий старец. По выражению его глаз она поняла, надо выполнить волю Шархана. Она вышла из ступора, схватив одной рукой за носок, второй – пятку пропыленного сапога, потянула на себя. Сапог сидел туго. Босой ногой Шах-Зада твердо уперлась в край топчана, литые икры напряглись, влажные губы приоткрылись. У Шархана нетерпеливо задрожал подбородок. Слов нет, его узница сильна, ловка, красива…
Стянув сапоги, она тыльной стороной руки вытерла с лица капельки пота, на него подняла тревожный взгляд, прося позволения уйти.
Тут на глаза Шархана попал перстень, надетый на левый большой палец Шах-Зада. Алчные глаза от удивления вышли из орбит.
– Подойди сюда. Откуда у тебя этот перстень?!
– Бабушкин подарок, – кратко ответила Шах-Зада.
– Мне бы такую бабушку…
Жадные глаза Шархана с перстня цепко скользнули на ее тугой, плоский живот, с живота – на высокие полные груди. Глаза затуманились, он шершавым языком облизнул губы.
Шах-Зада поняла, что Шараханбек выходит за рамки недозволенного для чужого мужчины приличия, и поспешила к выходу.
– Подожди, Шах-Зада… Теперь сними одеяние.
Она воротилась назад, склонилась над ним, нерешительно взялась за полу брезентового плаща. Шархан засмеялся.
– Не мой плащ, а свою одежду…
Цветком алого мака вспыхнули щеки и уши Шах-Зады. Он схватил ее за руки, притянул к себе. Шах-Зада, как большая белая волчица, сильная и упругая, заревела, рванула, вырвалась из его цепких лап и отлетела в сторону. Вскочила на ноги с резвостью волчицы, попятилась к выходу.
– Стой!
Шах-Зада остановилась, раздувая трепетные ноздри. Глаза ее расширились, метая грозные стрелы. В повороте ее головы, во всем пружинистом теле угадывалось желание сорваться, бежать без оглядки. Шархана забавлял ее испуг, влекла к себе упругая сила красивого тела, но его пока что-то останавливало. Он знал, она с кошары никуда не сбежит. Он решил отложить свою забаву до вечера. К этому времени он сделает обход отар овец, стада коров. Все, что его душе угодно, свершится после сытного ужина…
– Иди… – чуть подумав, – береги силы до вечера…
* * *
Шах-Зада, вся в слезах, стала отступать к двери, не веря, что он ее отпускает. Она, отступала, губами судорожно глотала воздух, боком прошлась к выходу, выскочила наружу. Она сорвалась, гремя в прихожей ведрами, сковородами, мисками, которые попадались ей под ноги, выметнулась в тамбур, оттуда, что есть мочи, понеслась на свой любимый холмик за чабанским домиком. Ее душил обида, она дрожала, ничего не видя, не ощущая, присела на травку и слезам дала полную волю.