Рахман очнулся, стал дико озираться по сторонам, не понимая, где он находится, что с ним случилось. Вдруг вспомнил, что с ним случилось, опять заплакал. Плакал долго и неутешно. Надо было готовиться к смерти. Но как? Он так молод! С кем останется мать? Когда вспомнил мать, до него дошло, что плачем ей и себе не поможешь. Надо было что-то делать, на первый случай хотя бы распутать ноги. Вспомнил, что он во внутреннем кармашке голенища сапога всегда держит складной нож. Но как его достать? Попытался вытащить одну ногу из сапога. Поднатужился, вроде бы получалось. Приложив все усилия, сапог поддался. Вытащил ногу, потом другую. Ноги стали свободны. Теперь надо было связанными ногами придвинуть к себе сапог и вытащить из голенища складной нож. Он усердствовал, надрываясь, обливаясь потом, выбиваясь из последних сил, после нескольких попыток сумел вытряхнуть нож из сапога. Нож со стуком выпал под его ноги. Он ощупал его пальцами связанных рук. Схватил нож за рукоятку, повернулся на бок. Приподнял ноги, вложил нож между коленями и зажал. Придвинул связанные руки к ножу и попытался водить веревкой по лезвию ножа, не получалось. Он не чувствовал рук, ног, они немели, падали плетьми. Вдруг нож выскочил из колен и с глухим стуком ударился о пол. Потянулся, чтобы поднять, во рту стало больно, и он потерял сознание. Очнулся, не помнит, сколько времени пролежал без сознания. Опять взялся за нож. Как он не старался приноравливаться к ножу, у него ничего не получалось.
Рахман потерял всякую надежду на спасение, внутри него оборвалось что-то такое, которое стало отнимать волю, силы. Он стал безразличен к своей судьбе. «Все, хватит, надо готовиться принять смерть, – вдруг он услышал внутренний голос. – Не теряйся, борись до конца. Пытайся, каких бы неимоверных усилий не стоило, освободиться от пут, иначе погибнешь». Он начал себя настраивать: «Прочь, смерть! Я хочу жить! Этот нож – божий дар и мое спасение. Не набью я руку, не научусь орудовать ножом в стесненных условиях, тогда погибну. А смерть пока в мои планы не входит».
Перевернулся на бок, связанными руками поискал нож, нашел. Поднял нож, засунул его между коленями, зажал, уперся спиной о стенку ящика и стал водить веревкой по его лезвию. Вдруг почувствовал какое-то облегчение, но не понял от чего. «О Аллах, получилось! – радостно заплакал Рахман. – Получилось! Мои руки стали свободными!» У него появилась надежда не только высвободиться из этого ящика, но отомстить врагам.
Лег на спину, пытаясь отдышаться. Теперь надо было набраться терпения, каких бы усилий ему не стоило, надо было привести в рабочее состояние онемевшие руки. Он долго растирал бесчувственные руки, вдруг им стало больно. Он понял, они ожили. Рахман порезал веревку и на ногах. Он, теряя сознание от страшной боли во рту, долго водил бесчувственными руками по ногам. Страшно обрадовался, когда одно время он почувствовал, как начали двигаться и ноги – по жилам рук и ног стала пульсировать кровь. Руки и ноги его слушались. Теперь надо было торопиться. Стуки, раздающиеся из ящика, могли услышать его мучители. Он пошарил руками по дну ящика, и в дальнем углу его пальцы ощутили холод металла. Пальцами прошелся по его гладкой поверхности, подушкой большого пальца руки ощупал острие, обух, деревянную ручку. «Да, это же топор!» – заплакал Рахман. Он понял, с его помощью он высечет лаз и высвободится из деревянного плена.