Да, разумеется, Сережа пойдет туда. Но к кому? Ведь, они
обе там живут».
— Получите с меня, — крикнул Сережа чужим голосом и постучал ножом.
Расплатившись, Сережа встал и, стараясь шагать в такт марша, который звучал дико в трубах органа, пошел к выходу.
Когда Сережа очутился на улице, он не узнал Москвы. Два часа тому назад было тихо, и светила луна, а сейчас откуда-то налетел ветер, и опять метель сеяла свой снежный сев, как в тот вечер, когда Сережа ездил в Художественный театр. Только снег теперь был не сухой, а влажный. Неба совсем не было видно. Над улицей неслись низко какие-то вереницы белых снежных птиц, завивались в вихревой пляске плясуньи в длинных рубахах, мотались рукава, порою мелькали белые ноги… Сереже стало и весело, и дико.
— Метель, так метель, — пробормотал он, радуясь снежной сумятице и буйным порывам шалого ветра.
— В Каретный ряд! — крикнул Сережа извозчику, который сидел недвижно, весь засыпанный снегом, предаваясь покорно причудам разгулявшейся метели.
Было и странно, и приятно, и жутко мчаться в снежной мгле, задыхаясь порою от встречного ветра, и думать все об одном, все об одном, не произнося слов, не признаваясь самому себе в том, куда и зачем он спешит сейчас.
— Метель, так метель. Куда я лечу? В тартарары… Что? В тартарары… Так вот что значит это словечко. Ничего позади, ничего впереди. Один только белый вихрь, а в сердце вино. Одна только минутка… Только одна минутка, а там все равно — тартарары…
— Куда же теперь? Направо или налево? — обернулся извозчик к Сереже.
Приехали в Каретный ряд. Белая туча вихрем неслась по улице. На минуту разорвалась завеса, и Сережа увидел огромный дом Маслобоевых.
— Нет, не сюда, а за угол, за угол, — закричал Сережа, чувствуя, что снежный ветер сечет его по лицу больно.
Сережа не сообразил, что сейчас поздно посещать своих знакомых. Был первый час ночи.
Долго ему не отпирали дверь. Три раза принимался Сережа звонить, недоумевая и сердясь. «Ему надо увидеть Валентину Матвеевну». Почему надо? «Потому что ей все можно сказать. С нею не стыдно». А потом что? «А потом — в тартарары».
Отперли дверь. Изумленная горничная никак не могла понять, зачем пришел мальчик.
— Мне надо увидеть Валентину Матвеевну.
— Барыня у себя в комнате. Они легли.
— Как же быть? — сказал Сережа, пьянея. — Мне надо… Я Сережа Нестроев… Скажите, пожалуйста, что Сережа Нестроев пришел.
— Подождите тут, — пробормотала горничная, сердито замыкая дверь цепочкою.
Сережа топтался на площадке, ожидая ответа.
Что-то медлила горничная. Наконец, Сережу впустили. Горничная все еще гневалась. Но Сереже было все равно. Сегодня в сердце вино, а завтра конец всему.