– Держи свой чай, – поставил он на деревянную планку небольшой металлический чайник. – Горячий еще.
Владимир переставил чайник себе на стол, тут же налил полстакана и сделал глоток.
– Э…, подожди! – остановил его опер. – Вот сахар, шоколад, хлеб, масло.
– Я еще вчерашний не съел, – сказал Владимир, возвращая обратно небольшой кусок колотого шоколада.
– Не положено не есть, – вздохнул опер, но шоколад забрал и спрятал себе в карман. – Поужинаешь, поставишь чайник сюда. – Он подкатил столик на колесах поближе к окошку и ушел.
Владимир включил настольную лампу и начал ужинать. Честно говоря, есть не хотелось. Но не есть было «не положено». А «положено» ему было: сливочного масла 40 грамм, белого хлеба 400 грамм, 50 грамм сахара, 50 грамм шоколада, в обед две порции щей (по желанию) и сколько угодно черного хлеба. Чайной ложкой Владимир намазал масло на хлеб (нож иметь было «не положено») и съел его без всякого удовольствия. Потом долго и неторопливо пил сладкий травяной чай. Часы показывали два часа ночи, когда он, наконец, устроился на кровати. Долго не мог заснуть, думая о своей жизни, которая вступила в тупиковую стадию, и, засыпая, услышал тихий голос, напоминавший голос отца: «Надо выжить! Выжить любой ценой!»
Владимиру Муромцеву случилось родиться в дворянской семье. Его отец был родственником того самого Сергея Андреевича Муромцева – известного русского правоведа и председателя Первой государственной Думы. Отец закончил юридический факультет Московского университета и в 1916 году уехал в Германию читать римское право в Лейпцигском университете. У Владимира было безоблачное детство с гувернанткой и хорошим домашним образованием. И жизнь его замечательно сложилась бы, если бы в 1930 году после смерти мамы отец не принял решение вернуться в Россию. Они поселились в бывшем Казённом переулке, и отец начал преподавать в Городском училище. Но в 1932 году отца арестовали, и Владимир его больше не увидел.
Десятилетнего сына «врага народа» определили в интернат, где он с бывшими беспризорниками постигал основы столярного дела. В свободное время он любил разгадывать шарады и ребусы, сам их составлял и приносил в редакцию стенгазеты. Вскоре на его способности обратили внимание, и Владимира перевели в другой интернат, где он начал изучать криптографию, физику и математику.
Ему очень нравилось учиться. Он с удовольствием занимался сложными кодировками, сам разрабатывал шифры и легко находил ключи к другим шифрам. Владимир без проблем поступил в Московский университет на физический факультет и к началу войны успел закончить три курса. Отправиться добровольцем на фронт он не торопился: у него о Германии остались самые светлые воспоминания. Но в конце июля 1941 года ему припомнили и дворянское происхождение, и то, что он сын «врага народа», и определили его в 4-й отдел спецтюрьмы № 1 на 25 лет каторжных работ. Он понял, что жизнь закончилась.