Переехав мост через Москва-реку у Заозёрья, Алексей вдруг в задумчивости остановил машину и несколько минут внимательно разглядывал его исполинскую стальную конструкцию.
— В конце ноября сорок первого наш курсантский взвод почти неделю просидел в окопах на Ленинградке, на берегу канала имени Сталина, перед точно таким же мостом.
Мария с помощью своего айфона немедленно навела справки и сообщила, что это и есть тот самый мост, после войны демонтированный и перевезенный сюда из Химок.
— Вот, выходит, и встретил старого друга, — сказал, задумчиво улыбаясь, Алексей, возвращаясь в машину. — Всё-таки удивительная штука — жизнь! Будто бы и смерти нет…
На следующее утро, сумев проснуться уже чуть раньше, к одиннадцати, Алексей всё же настоял на вылазке в город. Но поездка выдалась ужасной — подъезды к Москве были забиты машинами в столь огромном количестве, какого Алексей даже не мог предположить. В самом городе было не легче, и дорога до Охотного ряда заняла более трёх часов. Машину пришлось парковать на подземной стоянке на площади Революции, где также пришлось попотеть — огромный ЗИМ с превеликими усилиями вписывался в узкую спираль ведущего вниз съезда…
Они договорились встретиться в районе семи часов у «Метрополя» и разошлись — Алексей в «Ленинку», Мария — в студию к подруге, с которой договорилась обсудить поступившие ангажементы. Как оказалось, предложений для Марии пришло пока немного: одно — прослушаться для нового мюзикла, другое — отправиться на стажировку в Великобританию. «Разве в Англии умеют петь?» — возмутилась Мария, и услышала в ответ, что всё дело — в отпрыске одного известного нашего олигарха, живущего в Лондоне и решившего в дополнение к своему успешному бизнесу «немного попродюсировать». Ответ родился внезапно и выдался столь хлёстким и обидным для решившего посентиментальничать с музами молодого бизнесмена, что процитировать его даже малой частью мы не можем себе позволить. Зато они с подругой вволю насмеялись над незадачливым Мусагетом, потом пили кофе и чтобы убить время, вдвоём болтали по телефону со всевозможными приятельницами.
Вернувшись из «Ленинки», Алексей рассказал, что его сначала не хотели записывать в читальный зал, требуя показать студенческий билет или диплом, однако затем всё же пустили. Он без особого труда разыскал через каталог нужные ему французские журналы 1890 года и был одновременно взволнован и удивлён, увидев на месте последней отметки в карточке собственную роспись фиолетовыми чернилами с датой «18/VII-41». Решив воспользоваться благами прогресса, он сделал фотокопии с нужных для работы страниц и сообщил Маше, что теперь спокойно сможет завершать написание своей статьи о предпосылках русско-французского альянса в дачной тишине.