— Себе вот и нужны. Ты, Алексей, прости меня, но ты явно с чтением Энгельса перестарался, который всё буквально хотел обобществить, и теперь не находишь себя вне общества. В то время как товарищ Ленин учил смотреть на вещи диалектически. С тем, с прежним нашим обществом, мы были вместе и заедино. Поменялась историческая эпоха, общество стало другим — что ж, будем же и мы теперь от него отдельно! Но при этом останемся собой, Алексей, собой останемся, сохраним наши мысли, наши мечты, нашу энергию — вот что главное! А уж как сохраним — то следующий вопрос. Сейчас главная наша задача — выжить. И выжить не в этой вонючей дыре, а в нашей с тобой обожаемой столице! Ты когда последний раз обедал в «Метрополе»?
— Я в «Националь» обычно ходил по случаю стипендии. В кафетерий при ресторане. И не обедать, а так… кофейку попить. Курить ещё там было приятно — в мягком кресле и с видом на Кремль. Глядишь — кого из артистов или писателей за тем же занятием встретишь.
— Всё ясно. А вот я, не поверишь, в оба места ни разу не заглядывал. На зарплату вроде бы не жаловался, да и премии постоянно шли — а вот времени не хватало! Работали мы не за страх, а за совесть, бывало, ночевали на работе, чтоб очередной радиопередатчик для нелегала в Испанию или Германию изготовить в срок. Или фугасное устройство, встроенное в золотые царские часы фирмы «Павел Буре». Выставишь время определённым образом, повернёшь заводную голову — и пошёл взрыватель секунды считать. Может слышал — такой вот игрушкой наш шеф в своё время собственноручно прикончил Коновальца.
— Главу украинских националистов?
— Да, того самого. В Роттердаме… Но с той истории наши спецсредства стали во много раз точней и совершенней. Именно поэтому я ни разу не смог пообедать в «Метрополе». А теперь — должен. И ты — тоже должен. Мы с тобой не только «Метрополя», но и многое ещё чего заслужили.
— Петрович, я твои заслуги знаю. Но заслуги лично мои — они ведь пока что минимальны, я же толком-то даже и не успел поработать. И на войне, ты тоже знаешь — в вечном резерве, ни одного дела. Да и война-то основная, как сейчас выясняется, была уже после того, как мы с тобой пропали. Так что ты уж не обижайся, но лично мне кажется, что пока нам рано говорить о каких-то особых правах.
— Нет, Алексей, не рано. И не строй из себя идейного комсомольца, мы ж не на митинге. Ведь если мы с тобой, мечтавшие о новой прекрасной жизни и не щадившие для того, чтобы она наступила, ни себя и ни остальных… собиравшиеся горы двигать и континенты… если мы с тобой — последние из поколения, на которое когда-то со страхом или надеждой взирал целый мир, вдруг сегодня скромно промолчим, со всем, что видим вокруг, согласимся, растворимся без следа в этом гигантском городе, в этой непонятной стране с орлами и красными знамёнами на плакатах, если сделаемся незаметными винтиками — то кто же мы тогда?