Он не был оригинален в своих мечтах. Об этом (или почти об этом) мечтали все в его эскадрильи. Все, кто был молод. Старики, которые воевали уже год и более, смотрели на них с насмешливой жалостью. Война длилась уже семь лет, и конца ей не было видно. Затихая в одном секторе, освоенного человеком космоса, она с новой силой вспыхивала в другом. Боевая карьера военного пилота длилась в среднем два-три месяца — потом его сбивали. Каждый пилот думал, что он не попадает в эту статистику. Что он ас. Но настоящих асов было мало, а груза 200 и пропавших без вести — очень много.
Николай поежился от холода — скафандр начал остывать. Питание от бортовой сети было слабым, но его пока хватало, чтобы не замерзнуть окончательно. Скафандр кое-как справлялся. Впрочем, это было слабым утешением. Николай понимал, что убьет его не холод. Не холод и даже не система регенерации воздуха. Силовая установка может давать энергию еще лет десять. Пока она работает, будут и воздух и тепло. А вот еды не будет. Есть, правда, витаминные инъекции из аварийного запаса, но…
— Черт, лучше бы меня сбили, — вдруг произнес он вслух.
Его неприятно поразил собственный голос — исковерканный микрофоном он звучал словно с того света.
«Скорее бы все это кончилось, — подумал он. — Еще минут десять посижу и прострелю себе голову. Это почти не больно».
За три часа, прошедших с момента окончания боя, он уже успел успокоиться и даже смириться с тем, что умрет. Это было ясно. Ничего иного и быть не могло. К чему бояться смерти, если она неотвратима. Кто-то из философов сказал: Не надо бояться смерти. Когда мы живы — ее нет. А когда она приходит — уже нет нас. Это не могло прибавить уверенности, но лучше хоть что-то, чем ничего.
«А если меня найдут?» — эта мысль периодически возникала у него в голове. Но он гнал ее прочь — никто его искать не будет. Свои уже покинули этот сектор и когда они вернутся (да и вернутся ли), он не знал. Врагу сдаваться нельзя. Нельзя. Тут действует флот, почти полностью сформированный из жителей Раркеши. Эти прославились своей жестокостью к пленным. Их командование делает вид, что не подозревает об этом, но все знают — на Раркеше надо разрабатывать рудники. Каждый пленный — будущий шахтер. Больше месяца не продержаться. Двадцать часов в сутки — работа. Питание на уровне Бухенвальда. Нет, плен исключается.
Солнце начало нагревать скафандр. Стало теплее.
Николай закрыл глаза. Он представил, что лежит на пляже. На пустом песчаном пляже. Жаркое солнце стоит в зените и жарит его своими лучами. Тихо шумят волны, накатываясь на берег и лениво отползая прочь. Глубокое голубое небо абсолютно чисто — ни облачка. Не слышно даже крика чаек. Только волны. Тихие ласковые волны. И жара. Жара… Боже, как хорошо!