— Завтра мы с мамонькой, чай, в пустынь придем, — предполагает мальчик.
— Наверно дойдем, — говорит девочка, перевязывая травинкой печечек полевых цветочков.
И странно, чудно сливаются в её головке сон и явь. И кажется ей, что она была там, там, в старом зале, в котором сбирались старые тени и говорили с ней картины, и пели ангельские хоры, и мисс Бат… Но все это смутно ей кажется, как в далеком, в далеком сне. Но что же с ней теперь? чем теперь она стала?
И снова ей кажется, что это так и должно быть: что теперь она не спит, что она крестьянская девочка, и перед ней лежит её хворая мама. О, как ей жаль эту больную, слабую маму!
— А что, Гриша, — спрашивает она, с испугом смотря на его лицо, — что если мама умрет?!
Гриша с ужасом оглядывается на маму. Он перестал отряхать пыль с своих грязных ног.
— Нет, — говорит он. — Зачем ей помирать? Господь милостив…
И поднялись, наконец, страннички снова в путь. Поднялась и хворая мама. Гриша и Гризли поддерживают ее, ведут, и тяжело переступает она, опираясь на длинную, сучковатую палку, — стонет и молится.
Опять вышли страннички на берег реки, и опять тянется белый, сыпучий песок и вязнут усталые ноги в этом песке… и точно длинная змея ползет по утоптанной тропинке — идут, идут богомольцы. Идут с верой великой, что горы с места сдвигает, идут с теплым упованием, что двигает мировые океаны и волны народные.
Оглянулся лысый Михей… Снял шапку, перекрестился.
— Бог милости дает! — говорит.
И все за ним тоже сняли шапки и перекрестились.
Засинели тучки, наползли на небо. Шире, темнее расходятся по небу. И ветерок, словно шальной, сорвется с них, взбороздит реку, поднимет пыль и песок и снова уляжется. И снова знойная тишь, и духота, а тучки плывут, плывут, наплывают, словно свинцовые, тяжело и грозно.
— До дождичка бы добраться нам, — говорят страннички, — к вечеру, чай, придем к перевозу.
— Да, не ближе как к вечеру!
VII
Стоят на перевозе, на устье реки, большие домины двухэтажные, — все заведения для проезжих гостей — с галдареями и балконами, и шумит и гудит народ вокруг них. Место бойкое, проезжее.
— Вишь Бог дождя дает. — говорит купчина, глядя на небо.
— Давно бы надот. Сушь какая! — говорит другой купчина, и пьют они, распивают чай на балконе.
— К праздничку едете, на ярмарку?
— К празднику, — говорит купчина.
А тучки ползут, накрывают небо, и холодком потянуло. Побелела дал. Пылью заволокло все. Наверху на галдарейке оконце хлопнуло.
— Эй! Селифан! — кричат. — Беги, скричи ребятам, чтоб оконце захлопнули! — Вишь гроза идет.
А туча обняла полнеба и запрыгала молния по серому полотну. Что-то гудит и рокочет вдали.