потрясающе, и я удивилась, что не замечала этого раньше.
Я взяла фото с собой к шкафу и решила одеться именно так – джинсы с низкой посадкой и
широким коричневым ремнем, который мне едва удалось продеть через шлёвки. Косясь на фото, я
попыталась понять, какое из трех почти одинаковых серых худи было на ней в тот день. Посмотрев
ближе на руки Мэдди на фото, я поняла, какое – то, что отверстиями для пальцев в рукавах. Я
добавила к наряду еще одну длинную рубашку, пару ботинок, уродливый шарф – и вот, я была
готова к выходу. Я умирала от жары, задыхаясь под слоями одежды, но, еще раз взглянув на фото, я
убедилась, что выгляжу точно, как она.
Прическа и макияж… что ж, с этим другая история. Я не имела ни малейшего
представления, с чего начать. К счастью, мое левое запястье все еще было загипсовано. Свой
несовершенный вид я могла бы списать на невозможность снять с карандаша для глаз слишком тугой
колпачок.
Я обернула шарф вокруг шеи еще раз, замерев на секунду, чтобы вдохнуть запах Мэдди.
Меня окутал аромат ее духов, смешанный с ноткой запаха Алекса, и на секунду мне показалось, что
она здесь, обнимает меня. Я скучала по всему, связанному с Мэдди – по тому, как она пахла, по
тому, как кричала на меня, когда я оставляла мокрое полотенце на полу в ванной или использовала
ее жутко дорогой шампунь. Я скучала по веселью в ее глазах в ответ на папины неуклюжие шутки за
ужином и по тому, как она безмолвно заглядывала ко мне в комнату каждый вечер перед тем, как
пойти спать. Окруженная запахом и одеждой сестры, окруженная ее жизнью, я почувствовала, что
боль от ее потери становится почти невыносимой.
Дверь приоткрылась, и Бейли потянул носом, вырывая меня из плена воспоминаний.
– Как я выгляжу? – поинтересовалась я.
Пес заскулил и лег у двери. Он делал так с тех пор, как я вернулась домой – ходил за мной
кругами, ласкаясь о мои руки и ноги, умоляя признать его. Когда никто не видел, я могла зарыться
лицом в шерсть на его шее и напомнить ему, что я – это все еще я.
– Иди сюда, Бейли. – Я присела и хлопнула в ладоши, надеясь, что он, наконец, войдет в
комнату Мэдди. Но он этого не сделал. Он обычно сидел в дверях и умолял меня выйти, иногда
гавкал, но никогда не заходил сам. Возможно, потому что Мэдди приучила его не переступать порог
своей комнаты, швыряясь обувью всякий раз, когда он приближался. Она терпеть не могла мою
собаку, говорила, что от Бейли несет псиной и он слюнявый. Так и было, но именно за это я его и