В этот день Яков гостил у тети Ривы. На всю жизнь в его сознание впечаталась кухня тетушки. Горы немытой посуды, тараканы, занавески в цветочек и портрет Карла Маркса на спине. Яков называл его про себя за неприветливую внешность “Карл Мракс”. Картина эта висела в назидание, Рива любила рассуждать о Марксе.
— Яшенька, — говорила она, — так никогда нельзя поступать. Вот свершилась революция, и шо таки дальше? Да, была революция, наши пришли к власти, а потом таки настал 37-й. И я уже не говорю о холокосте. Не надо соваться во власть, это сложно. Надо торговать себе тихонечко и умело разорять глупых гоев. Ну ты же со мной согласен?
Яков благоразумно молчал и макал мацу в форшмак. Карл Мракс ему не нравился, но и перспектива всю жизнь быть торгашом как-то тоже не прельщала. Впрочем, альтернативы в мозгу пока не возникало, а спорить с тетушкой как-то уж совсем не хотелось.
По дороге домой Яков встретил на безлюдной улочке неподалеку от Центрального Рынка двух одноклассников. У них был раздолбанный кассетный плеер со слабеньким динамиком, из которого прорывались искаженные почти до неузнаваемости тяжелые риффы. А еще бутылка дешевой водки и полпалки Краковской.
— Бухнуть хошь, Яшка? — Спросил один из них.
Как ни странно, из глотки добропорядочного еврейского мальчика вырвалось:
— Да хуле, давай.
Воспоминания о следующем часе или несколько более у Якова сохранились смутные. Поговорили о музыке, затем он жаловался на жизнь, на необходимость зубрить Талмуд и ходить в синагогу. Затем взяли пива вдогон. Совсем окосевший Яша лез к товарищам обниматься и орал шуточную еврейскую песню “Некошерный обед приготовила Роза”. Затем провал в памяти, и вдруг — вспышка среди тумана.
Яков увидел юную черную девушку, она менялась на глазах. Внезапно превратившись в подобие совершенства, святую Бригитт, она поманила его пальцем и убежала в джунгли…
* * *
Яков внезапно оказался на площади Конго. Он увидел женщину. Она мерцала, и Яков в один момент видел юную черную девочку-подростка, а затем — святую Бригитт. Она бежала, толпа расступалась перед ней. Яков пытался поспеть, проталкиваясь через черную толпу. Звук барабанов будоражил кровь, это было нечто мистическое. Яков понял, что-то из того, что понимали его родственники в синагоге. И нечто куда большее. Впрочем, он это забыл сразу же и переключился на новые впечатления.
Продираясь через толпу, Яков побежал к центру площади. Он ждал откровения, ждал мессии. Еврейское воспитание не могло не сказываться. Он видел множество восторженных черных лиц, звук барабанов вызывал мурашки по коже. Вот — на пути появились змеи. Яков, словно школьницы, играющие в классики, начал прыгать между ними. Он искал дорогу к центру, к черным юным девушкам, пляшущим в религиозном экстазе, одержимым лоа. Уже подобравшись к центру, он увидел тетю Риву. Она согнулась, протягивая ему блюдо: