Яковлев толкнул Илью в грудь, потом еще раз, наступал, пер всей тушей, обезумевшая баба с младенцем скакала рядом. От них воняло луком, гнилой рыбой и детской мочой. Спазм повторился, от толчка Илью отбросило к стене дома. Яковлев одним прыжком оказался напротив, замахнулся. Илья отбил его руку и схватил Яковлева за кадык, рванул на себя, как дверь за ручку, и сжал пальцы что было сил. Это прием он помнил по училищу, препод, еще в советское время отметившийся во всех горячих точках страны и зарубежья, а также на территориях дружественных бантустанов в качестве военного советника, рекомендовал этот хват, чтобы гарантированно задушить противника. Был еще хороший способ пережать сложенными фигой пальцами сонную артерию и ждать результата – либо пациент уснет, либо сдохнет. Препод давал гарантию на оба способа и уверял, что работают они при умелом применении безотказно, но тогда дело ограничилось теорией.
Яковлев еще больше выпучил зенки, еле заметные белки налились кровью, он дергался, как муха на булавке, и потерял тапок. Дети дружно заорали, Яковлева, наоборот, заткнулась и шарахнулась вбок, прикрываясь младенцем. Тот слабо попискивал и дергался, вертел головой. Яковлев ловко крутанулся, попытался локтем освободиться от захвата, но получил ботинком по голени. И вдруг обмяк, повис дохлятиной, глаза у него закатились, а волосы неприятно шевелились, точно в шевелюре ползало что-то живое.
– Я тебе сейчас хребет сломаю, – глядя в жуткие зрачки Яковлева, негромко сказал Илья. – Ты сдохнешь, а я сяду, но это неважно, мне уже без разницы.
И осознал вдруг всей шкурой, что да, все равно. Монастырь, зона, могила – все едино. Странно, что так долго понять этого не мог, почти месяц прошел с того черного дня, и вот осенило. Вразумил Господь, спасибо ему. И до отказа стиснул пальцы, сжимая яковлевский кадык. Вопли и детский рев поблекли, звучали фоном, на который можно не обращать внимания, точно музыка в магазине. Яковлев побледнел, потом стал синеть, хрипел, точно кот на веревке, ноги у него подкосились. Здоровенного дядю мотало по сторонам, Илья уже с трудом удерживал его и ждал, когда все закончится. Солнце закрыли тучи, стемнело, точно перед дождем, и стало очень тихо, музыку выключили, и это было даже неплохо. Мешало одно: кто-то настойчиво пытался сорвать с него куртку, вцепился в ткань так, что она трещала, и дергал вбок. Илья развернулся рывком и увидел Настю.
– Отпусти его, еще посадят. Это говнюк того не стоит, уж поверь. Ну отпусти, кому говорят!
Она ударила Илью по руке, и тот разжал пальцы. Яковлев не упал, но согнулся пополам, закрыл руками горло и зашелся в кашле, хрипел и плевался так, что того гляди весь потрох окажется на асфальте.