Выбросив из рук последний лист, она сказала: «Именно они стали причиной…» и, не договорив, осеклась. С трудом изобразила улыбку и отключила камеру. Ни слова о розыгрыше, ни намека на шутку.
Я так спешно отставила чашку на тумбочку, будто остывший чай мог обжечь. И что? Что дальше? Посмотрела на дату письма — 1 января. Два дня назад.
Хорошо бы, конечно, позвонить этой дуре и высказать всё, что я о ней думаю. Но где взять её телефон? Впрочем, можно и через соцсети. Кого я из девятого знаю? Смирнову, Зайцеву, Ким.
По запросу «Кристина» Ворожцовой не нашлось, а у каждой из этих девчонок по двести-триста друзей, поди разбери под каким ником она живет в сети.
Внезапно дверь в комнату резко открылась, и, как всегда торопливо, вошла мама, уже вся разодетая и надушенная.
— Так, Тоня, мы с папой уезжаем. Видимо допоздна. По делам.
— Угу, — я машинально прикрыла крышку ноута.
Хотя ни мама, ни папа никогда не пытались в него заглянуть. Им совершенно не до того, у них всегда «по делам».
— Светик, мы сейчас опоздаем, — закричал из коридора папа, и она, махнув рукой, мол, нечего одно и то же объяснять, выскочила из комнаты.
Я махнула в ответ: действительно, о чем говорить, раз им, как всегда, некогда.
— Пока, — крикнули родители, и дверь за ними захлопнулась.
Мама и папа работали вместе в одной риелторской конторе. Только мама специализировалась на загородной недвижимости, а папа на городской. Рабочий день у них был ненормированный: в офис к десяти, как штык, а вечером частенько задерживались до двенадцати. Да и в любой выходной могли сорваться по первому звонку.
В общем, если честно, то свою учительницу по математике я видела гораздо чаще, чем родителей.
С их уходом в квартире тут же повисла неуютная давящая тишина, а серый полумрак сумерек начал зловеще расползаться по углам. От приближающейся темноты и наступившего безмолвия мне тут же стало не по себе.
Я уже давно научилась отгораживаться от всего на свете, от малейшего душевного смятения, от любых застревающих в горле эмоций, от болезненных и беспокойных мыслей, но перестать бояться темноты не могла никак.
Что бы ни делала, как бы себя ни убеждала, это было сильнее моего здравомыслия и вполне приличной силы воли. Нечто очень древнее и первобытное, стихийное и совершенно неконтролируемое.
Это с самого детства. Особенно, когда я одна. А одна я почти всегда. Так что стоило срочно подняться и включить свет.
А, что если Кристина не шутила? А, что, если всё по-настоящему?
В таких ситуациях люди бросаются звонить или писать своим друзьям, просить совета, жаловаться, возмущаться, лишь бы как можно скорее переложить свою проблему на кого-то другого. Но у меня не было никого, с кем можно поделиться таким секретом.