— Я не смогу по полю, — сказала Настя. — У меня сумка такая.
— Эй, Осеева, идем со мной через поле, — вдруг предложил Марков, протирая очки мокрым от снега носовым платком. — Мы их в два счета сделаем.
Его черные кудряшки колечками налипли на лоб, нежные щёки разрумянились, а без очков лицо выглядело неожиданно миловидным и юным. В этот момент от Маркова воодушевляюще веяло ребяческим оживлением и горячей решимостью.
— О, а давайте на спор, — обрадованно подключился Петров, весело щурясь под капюшоном. — Марков с Осеевой через поле, а мы здесь. Кто раньше придет, тому приз.
— Что за приз? — поинтересовалась именно Настя.
— Твой поцелуй, — тут же нашелся Петров.
— Ещё чего, — фыркнула Сёмина, но смутилась.
— Дурак, — пожурил его Марков. — Она с тобой всё равно в одной команде.
— Это неважно, — ответил Петров. — К примеру, если вы выиграете, то Сёмина, как представитель от нашей команды вас целует, а если мы — то ваш представитель. Понятное дело, что не ты, Марков.
— У меня другое предложение, Петров, — сказала я. — Те, кто выиграет, надают хороших пинков, тем, кто проиграет.
— Ага, разбежалась, — зло крикнул уже отошедший на некоторое расстояние, но всё слышавший, Герасимов. — Я в ваши тупые игры не играю.
И мы действительно разделились. Якушин, Герасимов, Петров и Сёмина пошли по дороге, а мы с Марковым поперлись прямиком через поле, как дебилы, которые не ищут лёгких путей. Потому что Амелин пошел с нами просто так, типа «за компанию».
Ветер в поле оказался действительно дичайший. С меня сдувало и капюшон, и шапку, глаза слезились, руки тут же заледенели.
Пакеты приходилось волочить прямиком по снегу, но это оказалось совсем не так легко, как мне представлялось до этого. Сугробы были выше пояса, а снег забился не только в обувь, но и в рукава, и в карманы, и даже за шиворот.
Минут через пятнадцать тяжких физических мучений я отчетливо поняла, что мы с Марковым — тупые и упрямые бараны, которые ради самоутверждения готовы биться лбами о стену.
А потом я просто легла. Потому что у меня уже болело всё, и никаких сил ни моральных, ни физических не осталось. Легла прямо на снег, даже не провалившись. Голова гудела и полыхала жаром, в висках стучало сердце.
Здесь было ещё тише, чем в лесу, и, казалось, что эта тишина так давит, что вот-вот выдавит барабанные перепонки. Было даже слышно, как где-то звенят высоковольтные провода, как прошла очередная электричка, как тяжело дышит ушедший довольно далеко вперед Марков.
— Ну, ты чего? — Амелин, едва держась на ногах, подлез и принялся меня тормошить.