Иногда я думал о продажной любви, слава богу, Игнатий зарабатывал столько, что можно было позволить себе самую дорогую проститутку, но я же не бабуин какой-нибудь, чтобы молча накидываться на женщину и, сделав дело, быстро удаляться.
Я всегда был хорош собой, а наступившая мужская зрелость прибавила мне очарования, так что образ ханыги давался все труднее.
Работа на кладбище одарила меня шикарной мускулатурой, и даже обветренное лицо с трехдневной щетиной уже никак не сходило за испитую рожу алкоголика. По счастью, соседи уже составили обо мне впечатление и больше не приглядывались. Завидя мою куртку, они, наверное, думали: а, вот идет этот спившийся докторишка, который упрятал здорового человека в психушку, чтобы заграбастать его квартиру. Что ж, поделом!
Кстати, об алкоголизме. Я пытался нырнуть в этот омут, но ничего не вышло. Легче мне не становилось, наоборот, всплывали самые сокровенные воспоминания, и становилось так больно и горько, что хотелось скорее протрезветь.
Поэтому самое большее, что я позволял себе, – это стопку водки «для согрева» после зимних похорон. Но, возможно…
Как раз в тот момент, когда я серьезно обдумывал вариант секса по пьяни, так хорошо зарекомендовавший себя в студенческие годы, я встретил Надю.
Надя была Вериной «подругой по назначению» и ужасно раздражала нас обоих. Но избавиться от нее не представлялось возможным, Верина мачеха с умильным выражением лица говорила, что «девочка так скучает», «ей надо просвещаться» и прочее в том же духе.
Известное дело, мы все страстные поборники добра, когда точно знаем, что делать его придется не нам, а кому-то другому.
Мачеха взасос дружила с Надиной мамашей, какой-то средней руки бонзой в торговле. Та доставала «дефицит», а мачеха, как могла, культурно обогащала их с дочкой и пыталась найти подруге хорошего мужика.
Я видел эту бабу и сразу мог сказать, что последняя затея обречена на провал. Эта помесь Гитлера с тремя толстяками произвела на меня столь сильное впечатление, что я перестал возмущаться Надиным вечным присутствием.
Пусть девочка потаскается с нами, немножко залечит детские травмы, решил я, хотя Надя мне совсем не нравилась. Вертлявая, с мелкими чертами лица и жадным взглядом, когда она становилась рядом со своей мамашей, невольно приходила на ум пословица «Гора родила мышь».
Надя была моложе Веры лет на семь, и когда мы познакомились, еще училась в школе и считала себя красавицей. Что с того, что почти нет подбородка и сразу понятно, как к тридцати годам обвиснет это невыразительное лицо, и глаза похожи на алюминиевые ложки из общепита, зато она худая! ХУДАЯ! А стало быть, эталон женской привлекательности.