Рано утром красноармейцы отправились в общественную баню. Это было большое просторное помещение с высокими потолками и бассейнами, наполненными горячей водой. Услужливые банщики мастерски, по всем правилам восточной науки делали желающим массаж, парикмахер проворно брил, без мыла и остро отточенной бритвой.
— Теперь бы, — мечтательно произнес Гоппе, — посидеть где-нибудь в тихом месте и выпить чаю.
Отправились в чайхану, где, несмотря на ранний час, уже сидели несколько завсегдатаев. Хозяин, на редкость добродушный толстяк в красной феске, возился около огромного пузатого самовара.
— Ребята, — воскликнул Иван, — а самовар-то, бьюсь об заклад, — тульский.
— Самовар-то у него тульский, да только чай зеленый, — ехидно заметил Гоппе. — Да еще без сахара.
— Спроси, — подмигнул Иван переводчику, — может быть, у него для нас черный чай найдется.
Баратов перевел. Любезный толстяк неодобрительно покачал головой и что-то невнятно пробормотал.
— Обиделся, — объяснил Баратов. — Решил, что мы над ним подшутить вздумали. Такие приличные господа, говорит, и вдруг черный чай просят. Так что, хотите — не хотите, а придется вам теперь к зеленому чаю привыкать, — положил он руку Чучину на плечо.
— А Ивана это теперь меньше всего заботит, — хитро улыбнувшись, сказал Гоппе.
— Почему? — попался на его удочку переводчик. — Иван, по-моему, большой любитель почаевничать.
— Был любителем, — многозначительно поднял кверху указательный палец Гоппе. — А теперь новый приятель приучил его пить вместо чая какую-то бурду.
— Не бурду, а аб-дуг, — поправил Чучин, но не обиделся, во всяком случае, не подал виду, что слова Гоппе задели его.
Он лишь досадовал на Гоппе за его внезапно проявившуюся подозрительность. Ивану казалось, что все самое трудное уже позади. Тем более что теперь-то они находились под двойной охраной. Правда, в глубине души Иван знал, что Гоппе, в сущности, прав. Но уж больно нравился ему Камал. Иван привык полагаться на свою интуицию, он считал, что хорошо разбирается в людях.