— Здравствуйте! Заходите, заходите, присаживайтесь! — крикнул он Еремину еще с порога. Было такое впечатление, словно он собирается не проводить допрос, а сказать что-то вроде «Знаете, вот на Промстройдраймашине освобождается место начальника техбюро, мы тут посоветовались и решили спросить, не желаете ли вы возглавить этот коллектив?»
«Спокойно. Главное, отвечать не спеша и за базаром следить».
Поздоровавшись, Виктор неторопливо подошел к стулу и сел.
— Веристов Николай Семенович, — отрекомендовался молодой человек, — временно исполняю обязанности начальника розыскного пункта… Давайте прямо к делу: я должен принести вам, Виктор Сергеевич, официальное извинение от лица власти за ваше заключение под стражу. Нас вот тут в Орле как раз в канун праздника собирали по поводу случев неоправданного заключения под стражу. Собственно, первейшая обязанность людей нашей службы еще со времен Бенкендорфа — бороться с произволом властей и защищать права граждан, но… Вы же знаете, везде такая проблема — учреждения срочно создаются, люди неопытные, иной раз берут черт-те откуда, во всем этом надо разбираться, разбираться и еще раз разбираться… буквально вчера первый министр разослал телеграммы по губцентрам…
«Черт, неужели повезло? Неужели… неужели попал под кампанию повышенной мягкости? Мотать, мотать скорее, пока директиву не сменили».
— У вас есть какие-то претензии, жалобы на содержание?
— Никаких. Все образцовое.
— Вы еще нашего регистрационного бюро не видели, вас же сразу в камеру… Все с круглого нуля создавать приходится. Доведется еще раз к нам, обязательно покажу. Учебный музей обязательно создадим.
— Большое спасибо. Но уж лучше я как устроюсь, вы к нам заходите.
— Ах да, вы ж без денег совсем. Надо подумать. Вы говорили, что инженер-механик?
— Да, во только диплом…
— Диплом, сударь, сейчас в России не главное, сейчас голова главное! Вот что: попытайтесь устроиться служить на паровозный, я слышал, им конструктора нужны. А сейчас, покудова бумаги оформляют, вас ведь все равно без них не выпустят, давайте молока с баранками попьем. Его ведь в камеру давать запрещено, вы, наверное, уже слышали.
Виктор для виду поотказывался, но уступил просьбе.
— Вот у нас, чего греха таить, правительство многие ругают, — продолжал словоохотливый и.о. — Вы, наверное, тоже, если честно?
— Нет, — совершенно искренне произнес Виктор, — знаете, все в делах, не до этого было.
— Подумали, что я вас провоцирую? Отнюдь, отнюдь. Ругают многие, если за это сажать… Но ведь нельзя не видеть, что есть сдвиги! Впервые за всю историю России крестьянин перестал бояться голода и недорода. Разве это не результат?