Впрочем, фастфуда в меню не оказалось, а мигом подлетевший работник дореволюционного общепита предложил Виктору что-то вроде бизнес-ланча: на первое густая уха из ершей, на второе — вареный судак с картофелем и хреном, приправленный постным маслом, салат из квашеной капусты, оладьи с вареньем и кисель, а вместо хлеба — жареные гренки. Все вместе выходило в сорок три копейки. Был предложен также и графинчик, от чего Виктор отказался. Деньги надо было уплатить вперед, после чего перед Виктором моментально появились фаянсовые тарелки с фамилией хозяина заведения, источавшие аппетитный запах.
На столике у окна стоял ореховый ящик полифона; миловидное дамское личико взирало на посетителей с внутренней стороны открытой крышки, медленно вращался диск, перебирая штифты, и из ящика одна за другой выскакивали звенящие ноты, неторопливо складываясь в наполненном ароматами блюд воздухе заведения в мелодию «Хорста Весселя». Впрочем, здесь она звучала как-то умиротворяюще.
«Так, еще один нацистский артефакт. Случайность или нет? Или в этом какая-то зацепка, наводка на характер миссии? А может, все потому, что я просто в нашем мире с этим не сталкиваюсь? Гитлер запоганил целый культурный слой, его у нас убрали от лица подальше, а тут оно есть и замечается? Ну и черт с ним».
Когда у человека не устроен быт, особо философствовать не тянет. Пора было обзаводиться всякой незаметной, но ужасно необходимой мелочью, начиная от галош и зонтика и кончая чемоданом, и начать искать более подходящее статусу и доступное по цене жилье — Виктор отчего-то решил, что оно должно быть с самоваром, но без прислуги. Смущало, правда, то, что Бахрушев не дал ему сразу что-то разрабатывать, а загрузил разбираться с отчетами о поломках колесных тракторов системы Мамина — завод, оказывается, их тоже выпускал, примитивные, с двенадцатисильным прожорливым двигателем на паровозной нефти, градирней вместо радиатора и всего на одной передаче. Тем не менее в этих сотнями выпускаемых брутальных кусках железа что-то ухитрялось ломаться. Странно, почему эти отчеты не дали для анализа самому конструктору трактора.
Подразделение, куда его зачислили, громко называлось инновационным бюро. Над каждым изделием в нем работало до смешного мало народу — от одного до трех человек — но и со сроками никто особо не торопил. С другой стороны, объем конструкторской документации оказался меньше, и не надо было бегать согласовывать ее по разным инстанциям, что в Союзе занимало порой больше времени, чем сам чертеж. Многие детали просто подгонялись по месту, и как раз к приходу Виктора завод должен был перейти на государственный стандарт системы допусков и посадок. Три года назад на заводе ввели метрическую систему и до сих пор путались, «потому как пуд или дюйм легко представить, а метры с килограммами и примерить не к чему». То, что было для Виктора простым и очевидным, здесь вырастало в трудности, соизмеримые разве что с внедрением САПР, и наоборот. Первое, с чем столкнулся Виктор, был недостаток жизненно важных для работы справочников и нормалей. В том, что имелось, разобраться можно было лишь при наличии местной практики; как сопоставить справочник Анурьева со здешним выражением «тщательно нарезанные болты», казалось совершенно неясным.