- И ты не могла бросить эту забаву ради сестры?
- Я все говорила: последний раз, последний раз. А потом Катя отняла у меня счеты и назвала меня убоищем…
- Как? - переспрашивает мать.
- Убоищем. Это такое имя.
- Не имя, а прозвище для упрямых детей, - слегка затрудняясь, объясняет мать.
- Ну да! - соглашается Динка. Мама внимательно смотрит на нее:
- А второе что ты сделала?
- А второе… это сливки. Я выпила у Мышки сливки. - Динка глубоко вздыхает и облизывает языком губы. - Я хотела немножко… Мышка сама дала… только попробовать, а я пила, пила и все выпила. - Динка безнадежно разводит руками. - Мышка кричит, а я все пью да пью!
Легкая грусть обволакивает мамино лицо. Она хочет сказать, что Мышка слабенькая, а сливки стоят дорого, но вместо этого с губ ее срывается неожиданное обещание:
- Я куплю тебе сливок тоже.
- Не надо! - машет рукой Динка. - Я больше не буду их пить. Пусть они провалятся сквозь землю…
- Не говори глупостей! Я хочу знать, что ты еще делала сегодня? - нетерпеливо прерывает ее мать, торопясь выяснить все преступления дочки.
- А еще… - Динка стоит в затруднении, она не помнит, что было еще дома.
Но ее выручает Катя. Она потихоньку отворяет дверь и останавливается на пороге:
- Дина, ты не забыла сказать маме, что я запретила тебе выходить за калитку, а ты все-таки ушла?
- Мама, Катя запретила мне выходить за калитку, а я все-таки ушла, механически повторяет за теткой Динка, Лицо матери темнеет от огорчения и усталости.
- Смотри, до чего ты довела маму! Она еле дышит уже! - накидывается на девочку Катя.
- Подожди, Катя! Мы еще не договорили! - с досадой останавливает ее сестра. - Иди. Мы сейчас кончим… Диночка! - обращается она к дочке. - Я хочу, чтобы ты поняла, почему нехорошо делать все то, что ты делала сегодня. Вот счеты… Ведь это вещь, сделанная чьими-то руками. Кто-то трудился, думал, как их лучше сделать, устал этот человек, но сделал…
- А кто этот человек, мама? - быстро спрашивает Динка.
- Не все ли равно кто? Какой-нибудь рабочий… Важно, что он трудился, а ты, маленькая девчонка, схватила его труд и давай ломать по ступенькам! Хорошо это, Дина?
- Я еще не сломала, мама. Я только погнула там железки. Я выпрямлю… и отнесу дедушке Никичу.
- А потом возьмешь какую-нибудь другую вещь и опять не подумаешь о том, что она сделана чьими-то руками…
- Нет, я подумаю. Я теперь всегда буду думать, - торопится уверить Динка.
Мама грустно смотрит на нее:
- Это только одно плохое, Дина… А другое плохое, что ты не жалеешь сестру, но любишь ее.
- Я люблю, но забываю, что нельзя шуметь.