Хикикомори (Кун) - страница 48

Мы все лучше ладим. Когда я зову ее «Каро», она чувствует себя лет на двадцать моложе. Это в какой-то степени мой долг. Стоит отцу выехать из гаража, как она уже стучит в дверь. «Завтрак подан» – с этими словами она кладет мне на порог кренделек с маслом, ждет секунду-другую и исчезает на родительской половине дома. Я собираю грязные тарелки, сгребаю в кучку шкурки от фруктов, ставлю в ящик пустые бутылки из-под минеральной воды. В четверг был шпинат с картошкой и яичницей, в пятницу – карри, в субботу – сладкие гренки, в воскресенье – зразы из говядины с савойской капустой, в понедельник – как всегда, остатки того, что не доели за неделю. Такое впечатление, что меня снабжает ресторанный кейтеринг. Пишу: «Дорогая Каро, мне нужна пара пустых коробок. Хочу упаковать все, что накопилось за последнюю пару лет, и спустить поглубже в подвал. Не то чтобы последние годы были какими-то особенно плохими или что-то в этом духе – просто не могу все это больше видеть. Тиль. P.S.: И сигареты нужны тоже». Кладу записку на стопку посуды и выставляю все в коридор. Эта мысль с перепиской была одной из лучших моих находок за прошедшие годы. И мать того же мнения. Она любит писать. Может быть, в ней еще проснется талант.

Каждое утро она предлагает мне несколько вариантов того, что может приготовить на обед. Пару дней назад пришло следующее послание: «Как ты смотришь на: а) ризотто из спельты или б) запеканку из мангольда? P.S.: отец гордится тем, что ты наконец начал ценить собственный организм. Причем сам! Каро». Она старается обернуть то, что я больше не выхожу, себе на пользу, не упускает случая поправить мое здоровье, а когда я прошу сигарет, считает возможным удержать парочку в качестве своеобразной таможенной пошлины. Благодаря здоровому питанию в итоге я проживу на пару лет дольше. Я вовсе не запер себя в темнице – здесь нет ни железных дверей, ни решеток на окнах, ни надзирателей; но и окончания срока не предвидится. Вместо этого я понемногу ощущаю себя постояльцем в санатории. Причем единственным. Со всей свойственной мне любезностью я отвечаю: «Дорогая Каро, я согласен на мангольд. P.S.: Заказал себе зверя из Мексики. Он родом практически из тех мест, где Лазурный берег и Тулум! Так что если через пару недель придет посылка, не удивляйтесь».

До обеда Каро пропадает у себя в шоу-руме. Не могу сказать, чем она там занимается. Не могу даже угадать, что у нее там вообще. С тех пор как я и Анна-Мари научились передвигаться по городу самостоятельно, стали обедать в школе и ориентироваться прежде всего на друзей, многое из того, что мать делала раньше, вдруг оказалось не нужно. После этого Каро временами становилась невыносимой, целыми днями сидела, пригорюнившись, не знала, куда себя деть и вместо того, чтобы чем-то заняться, постоянно ныла на предмет того, что в жизни других не хватает эстетики. В тех областях, где отца интересовала суть жизни, ее волновала форма. «Ну как же можно так обставлять комнату, – твердила она. – Это же не подходит к образу жизни молодежи». И, соответственно, привносила свои идеи. Разумеется, на нас это отражалось в первую очередь, ведь именно мы должны были, проснувшись поутру в совершенно новом окружении, делиться с ней своим свежими впечатлениями. На Рождество две тысячи четвертого года крыши устелил тонкий слой снежной крупки, похожей на сахарную пудру. На елке мерцали свечи, и вскоре из квартиры Тегетмейеров грянул многоголосый хор, который наверняка было слышно и на улице. Мне достался сноуборд, отец преподнес себе и матери открытый камин, а Анну-Мари с завязанными глазами повели в ее комнату. Уже с порога она начала спотыкаться о новую мебель. Шкаф был невероятно узким, но зато чрезвычайно высоким, и чтобы достать до верхних полок, ей пришлось бы забраться на табурет. Металлическая столешница в форме звезды с острыми, как лезвия, краями покоилась на крайне хрупко выглядящих ножках. Кровать смотрелась литой, изголовье напоминало скалистую гряду. Поначалу сестре совершенно не понравилось, как все стало выглядеть, и она хотела, чтобы вернулись ее старые вещи, но ее ублажили еще одним неожиданным подарком, преподнеся такой же, как у меня, сноуборд, только поменьше. В конце концов, она, довольная, улеглась в свою новую кровать и включила ночник, напоминавший ледяной кристалл. «Все это, – сказала мать, – лишь для того, чтобы установить, какое воздействие оказывает на человека продуманное решение интерьера». Ни один гость не мог удержаться от соблазна хотя бы одним глазком глянуть на сезонный декор, и, разумеется, довольно быстро разлетелись слухи. Отец почувствовал, что в этом может крыться определенный потенциал, и преподнес маме на сорок лет шоу-рум в самом центре города. Помню, на открытии я использовал подлокотники вольтеровских кресел в качестве рамп, чтобы разгонять на них свои машинки. С тех пор я там ни разу не бывал.