Больница располагается на опушке. Здание имеет форму вытянутого, напоминающего кеглю шатра, на торце которого закреплен синий крест. Стоит мне войти, как мне навстречу тут же устремляется МаЛыШкО и спрашивает, может ли она чем-нибудь помочь. На ней униформа медсестры, на шее болтается странно изогнутый стетоскоп, а в руке она держит крошечный чемоданчик. Внутри здания вижу сотни складных кроватей, приставленных вплотную друг к другу. Пациенты завернуты в одеяла так, что только носы и торчат. Одни ворочаются во сне, другие что-то бормочут себе под нос. Я бросаю вопросительный взгляд на медсестричку. Та вдруг начинает дрожать – по всей видимости, до того она сдерживалась. Да я же знаю ее! Она до невозможности похожа на мою Анну-Мари – та же стрижка «паж», та же рубашка поло, что у нее. Словно и она меня узнала, сестричка в тот же миг бросается мне на шею. Но кажется, будто нас что-то разделяет, будто что-то не так. Только теперь я замечаю, как по ее лицу тонкими прожилками разливается синева, переходя с губ на щеки, а затем и на лоб; подбородок тоже почти посинел. Она и сестра, и пациент одновременно. Я падаю перед ней на колени, беру ее заиндевевшие ладони в свои.
– Ты совсем замерзла, – говорю я.
Несмотря на боль, которую, должно быть, испытывает, она улыбается.
– Разве не видишь? – спрашивает сестра. – Мы все здесь очень мерзнем…
– Вижу.
– Тогда включи, пожалуйста, отопление, – она отдергивает руки и обреченно смотрит в сторону больных.
– Ты совсем замерзла, – повторяю я.
– Тогда включи, пожалуйста, отопление, – бросает она на меня недолгий взгляд.
Ниже нуля.
Мы заходимся в громком кашле, прислоняемся ухом к оконному стеклу: на подоконнике что-то шуршит, на металл тихо опускаются хлопья. Снег, и снова снег. Разве еще вчера не стояло лето?
Слышу в соседней комнате Анну-Мари. Мой зверь хрипит и дергает лапами, словно собака во сне. Вот уже не первый день, как я вывернул батарею на полную. Вот уже не первый день, как она только фырчит и не дает никакого тепла. Это что, тоже посоветовали соседи? «Включите, пожалуйста, отопление, – пишу я на листке. – Мы замерзаем». Нет ответа.
– Ау, – кричу я, заслышав чьи-то шаги в коридоре. – Нам нужно отопление!
– Вот сам и включи, – раздается женский голос из-за двери. Это моя сестра.
– Уже включил, – сообщаю я. – Никакого толку.
– Матери скажи, – нервно добавляет она.
– Вот я и пытаюсь.
Глубокий минус.
Я чешу шею животному. Оно не может понять, почему вдруг на его призывы больше никто не реагирует.
– Минус четыре, – говорю я ему. И ледяной дождь. Оно кивает. Игуана ослабла и отказывается есть. Снаружи по стеклу стучит град.