Видок у него необнадеживающий. Под глазами, которые он то и дело потирает кулаком, темные круги. Под кожей проступают голубые прожилки, некоторые места воспалены, покраснения выступают вперед и напоминают волдыри от ожогов. На нем плавки и толстый шерстяной свитер. На шее темноватое пятно, похожее на засос. Ноги обмотаны какими-то тряпками, словно он только что вернулся из экспедиции на Северный полюс. Волосы отросли, ногти обкусаны. Он давно не брился.
Склонив голову набок, Карола оглядывает сына с ног до головы.
– Ну и где твои штаны?
Тиль прокашливается, по горлу устремляется мокрота, он сглатывает.
– Вы убили его! – Голос звучит крайне сипло и скрипит, как несмазанная цепь.
Мать переводит взгляд на Оскара. Анна-Мари закатывает глаза.
– Присядь сперва, – указывает отец на стул, который обычно бывает приготовлен для гостей. – Отдохни немного.
Ни слова не говоря, Тиль с заметным трудом усаживается на предложенное место напротив Килиана. Тот не сводит глаз с бутерброда на тарелке.
– Ты наверняка голоден, – произносит мать. Оскар встает и направляется в кухню.
Тиль кивает, его взгляд при этом ищет что-то в глубине комнаты и останавливается на столике.
– Консоль новая, – говорит Карола. – Мексиканский кедр. Единственное, что осталось после выставки. Твоя идея с Карибским морем была просто супер, дорогуша!
Парень бросает на нее короткий взгляд, после чего принимается безвольно разглядывать стол перед собой.
– Видишь, Тиль? Мы ее украсили. Положили рождественский венок. Подумали, что и у нас тоже разок может быть венок.
Он с удивлением смотрит ей в глаза.
– Как у Рейхертов. Как тебе всегда и хотелось.
Возвращается Оскар с посудой и приборами в руках. Тиль кладет себе сыра, колбасы и пару редисок. Отец пододвигает ему масло, Карола заряжает в тостер два куска хлеба. Килиан по-прежнему пялится на него так, словно увидел привидение. Прежде чем приступить к еде, все протягивают друг другу руки; Килиан не сразу понимает, что от него требуется, но после некоторого раздумья замыкает круг, и все хором желают приятного аппетита.
– Тебе чего-нибудь налить? – у Каролы в руках бутылка вина. Тиль кивает. Она наливает ему бокал до половины.
Он глотает вино, словно воду. Все поднимают бокалы и пьют за здоровье.
Анна-Мари все это время смущенно улыбается. Отец, намазав хлеб печеночным паштетом, режет его на квадратные канапе; мать сворачивает лист салата; сестра ложкой выуживает из мисочки три оливки, которые долго катаются по тарелке, пока наконец не замирают в середине. Из тостера выстреливает поджаренный хлеб, механический голос взвизгивает: «Вторжение! Вторжение! Вторжение!»