Ветер совсем стих.
Так они просидели еще некоторое время. И ни доктору, ни Перхуше не хотелось шевелиться. Клочья редких облаков наползали на луну и сползали с нее, наползали и сползали. Наползали и сползали.
Доктор вспомнил, что в склянке осталось еще немного спирта. Он достал ее, сделал два больших глотка через достаточный промежуток времени. Отдышался, протянул склянку Перхуше:
— Допивай.
Перхуша очнулся от оцепенения, принял склянку и послушно допил, приложил рукавицу ко рту. Спрятав пустую бутылочку в саквояж, доктор сгреб снега с рогожи, взял ртом, пожевал. Тепло снова распустилось внутри, стало хорошо и бодро. Захотелось двигаться и что-то делать.
— Ну что, брат, поехали! — доктор хлопнул Перхушу по плечу. — Не век тут стоять.
Перхуша слез, открыл рогожу, заглянул в капор. Лошади посмотрели на него.
— Поехали, — сказал им Перхуша.
Услышав самое знакомое человеческое слово, лошади вразнобой заржали. Одобрительно кивнув, Перхуша накрыл их, сел, поддернул вожжи:
— Н-но!
Лошадки робко зацокали по протягу, словно подзабыли, как делается их нужная людям работа.
— Н-но!
Самокат дернулся, скрипнули полозья.
— Н-н-о-о-о-о! — закричал доктор и засмеялся.
Самокат поехал.
— Ну вот! И никаких волков! — Доктор ткнул Перхушу кулаком в бок.
— Оклемалися, — заулыбался Перхуша опухшей губой.
Поползли по полю. Занесенную дорогу было хорошо видно: она слегка выступала, тянулась лентой к темному горизонту.
— Ну вот. И никаких волков! — повторял доктор, хлопая себя по коленям.
Ему было хорошо и приятно.
Лошадки потихоньку набирали ход.
— Ну вот, ну вот... — довольно хлопал себя по коленям доктор.
Проехали мелколесье и снова выехали на большое чистое поле. Луна сияла.
— Что ж они у тебя так слабо тянут? — Доктор пихнул Перхушу локтем в бок. — Аль кормишь плохо?
— Кормлю достаточно, барин.
— Хлестни их, пусть прокатят с ветерком!
— Да они щас еще не оклемалися с испуга-то.
— Да что они у тебя — жеребята, что ли?!
— Да уж не жеребята.
— А чего ж ползут так? А ну, хлестни их!
— Н-но! Нн-о, пошли! — поддернул вожжи Перхуша.
Лошади взяли порезвее. Но доктору этого было мало.
— Да что ж они ползут, как вареные?! Н-но! По-шли! — застучал он по капору.
— Н-но, родимыя! — крикнул Перхуша и засвистал.
Лошадки взяли еще резвее.
— Ну вот, ну вот... — обрадовался доктор. — Тут ехать-то осталось — всего ничего. Н-но! Пошли!
— Нно! — кричал и чмокал Перхуша.
Ему захотелось показать своих лошадей, хоть он и понимал, что они подустали.
«Пущай напослед пробегутся, авось согреются!» — подумал он, сам чувствуя в себе веселое тепло после выпитого спирта.