В Германии, потерпевшей сокрушительное поражение, начались беспорядки. К восьмому ноября они вылились в полномасштабную революцию. Забастовки прокатились по всем большим городам. По обе стороны фронта солдаты дезертировали в массовом порядке. Чаша их терпения переполнилась.
Берлин
9 ноября 1918
Почему я должна переживать такие ужасные времена? Я так мечтала о золотой поре юности, а вот как все обернулось!
Мне жалко кайзера и всех прочих. Они говорят, что сегодня ночью произойдет что-то нехорошее. Толпа преследовала людей в экипажах. Мы пригласили нескольких дам на чай, но ни одна из них не смогла добраться до нашего дома. Только графиня Герсдорф добралась. На Курфюрстендам вооруженные солдаты сорвали эполеты у ее мужа, и везде, куда ни посмотри, висят красные флаги. Чего хочет этот народ? Они получили то, чего хотели, разве нет? О, если бы мне немного счастья, все было бы легче перенести. Может быть, скоро настанет время, когда я смогу опять говорить о счастье — и только о счастье.
11 ноября было объявлено о прекращении военных действий. Великая война, обошедшаяся народам в непомерную цену, официально закончилась. Страны-победительницы мобилизовали сорок два миллиона человек — и потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести двадцать два миллиона. За страны, потерпевшие поражение, сражалось двадцать три миллиона человек, их потери составили пятнадцать миллионов. Одна только Германия пожертвовала семью миллионами своей молодежи. Потери среди гражданского населения — от болезней и голода — никто не учитывал.
Можно было бы счесть, что если мир потерял целое поколение молодых мужчин, то этой жертвой он хотя бы приобрел «безопасность навсегда». Но «навсегда» длилось лишь до тех пор, пока не был составлен и подписан Версальский договор (это длилось семь месяцев), заложивший благодатную основу для прихода Гитлера с его нацистской доктриной. Но все же бьющей в одну точку пропаганде понадобилось созревать двадцать лет, чтобы снова народилось достаточно добровольного пушечного мяса на снабжение новой кампании массовых убийств в ореоле славы. Немцы, потерпевшие поражение, — опасная нация.
Берлин
12 апреля 1919
Почему я так не похожа на Лизель и Мутти? Они обе такие сухие и рассудительные. Я для них — как паршивая овца в семействе. Вчера была премьера в Моцартовском театре. Я предвкушала удовольствие от всего — от музыки, от Хенни, — но Лизель, которая скучает после своих экзаменов, так ныла, что я в конце концов разрешила ей пойти со мной. Чтобы все было «как положено» Мутти тоже пошла с нами! Вот что получается, когда кто-то хочет порадоваться чему-то своему. Мне так хотелось пойти одной. Конечно, я слишком уж навела красоту, и они беспокоились, что я так хорошо выгляжу. Там один человек сказал мне, что я такая хорошенькая, как кукла, которую все время хочется целовать. Уверена, что так же думали те несколько господ, которые провожали меня в ложу. Один господин в возрасте спросил меня, не актриса ли я кино. Когда прибыла Мутти, я тут же стала паинькой и скромницей. Это чудовищно, когда у тебя нет никого, кому можно довериться, кому можно рассказать, что ты чувствуешь, и не услышать в ответ морали, как от Мутти. А она еще говорит, что хочет быть лучшим другом для своих детей. Интересно, что бы от меня осталось, если бы я ей все сказала. Я тоскую по стольким недоступным вещам — как подросток тоскует по первой школьной любви. Не очень-то приятно все время быть в таком печальном настроении.