— Ну это уж слишком! Что ты с собой сделала? Говори правду.
— Джо, взгляни в камеру. У меня испанские глаза!.. Но так не пойдет, я же весь фильм ничего не буду видеть. Я не попаду в разметку с таким зрением!
Джо видел, как она разочарована, и на лице у него была такая нежность.
— Возлюбленная, почему ты не сказала мне, что хочешь темные глаза? Я могу сделать их тебе! — Он подошел к главному софиту, слегка его сдвинул, вырвал лист бумаги из своего огромного блокнота, прикрепил его к верхнему краю маленького прожектора и сказал:
— Всегда говори мне, чего ты хочешь, — я все это могу для тебя сделать.
На следующий день мама была в экстазе. Она завизжала, когда увидела себя в отснятых кадрах с темными — испанскими — глазами.
— Да! Да! Точно! Гений! Ты гений!
— Это отличная идея, возлюбленная. Ты, как всегда, точно знаешь, чего недостает. Хотя и со светлыми глазами она была бы неотразима.
— Нет. Вот сейчас она такая, какой должна быть!
Джо стрелял из своего пистолета в саду. Со времени угрозы похищения моя мать боялась огнестрельного оружия и допускала нахождение этих объектов только в кобуре моего телохранителя. В то утро Джо остался завтракать и решил попрактиковаться в стрельбе в стену моего кинотеатра. Мама была недовольна, но он не обращал на нее внимания. Достав из кармана пригоршню воздушных шаров, он попросил меня помочь ему надуть их. Стрелял он хорошо. Я прикрепляла шарик в центр круга, который он нарисовал мелом на стене, и при каждом выстреле он взрывал его своей пулькой. Мама кричала:
— Джо! Прекрати шум! Катэр, отойди назад! Уйди, ты слишком близко! Назад!
Когда лопнули все шары, Джо вернулся за стол.
— Возлюбленная, тебе действительно это так не нравится? У меня появилась идея первой сцены — потрясающее сопровождение первого появления Кончи, первого крупного плана.
— Вся эта дурацкая стрельба? Что за «идея»?
Всегда, когда фон Штернберг говорил о какой-нибудь режиссерской находке, можно было подумать, что он описывает любимую женщину.
— Ты стоишь в открытом экипаже, который медленно продвигается сквозь кружащуюся карнавальную толпу. Твое лицо совершенно скрыто за массой воздушных шаров. Какой-то мужчина наблюдает за тобой. Достает рогатку из заднего кармана. Камера — на шары. Вдруг они лопаются — и перед нами ее лицо. Ни один мускул не дрогнет на нем, никакой реакции на этот маленький взрыв. Ничто не может вывести ее из равновесия, она бесстрашна, нереальна, недоступна, совершенна — женщина!
— Ты собираешься взорвать шары прямо перед моим лицом и хочешь, чтобы оно было каменным на таком крупном плане?