Затем у меня побывали экономка, швейцары, коридорные, цветочницы и шофер. На протяжении последующих недель я поддерживала дух своей маленькой армии, щедро раздавая советы и — что гораздо важнее — благодарности.
Наша звезда прибыла за несколько недель до начала репетиций. Нужно было сделать новые парики, причесать и перекрасить старые, почистить и привести в порядок шиньоны. Кажется, Вивьен Ли познакомила мою мать с неким Стэнли Холлом — гениальным специалистом по изготовлению париков. Дитрих однажды обедала с супругами Оливье и, будучи поражена красотой густых волос Вивьен (она знала, что та лысеет), спросила, какое лекарство она принимает. Мать потом мне рассказывала, что Вивьен засмеялась, взялась за обхватывающий ее голову обруч и приподняла его вместе с большей частью прикрепленных к нему «собственных» волос. Англия, где актеры — не только в исторических, но и в современных пьесах — выступали преимущественно в париках, традиционно славилась своими мастерами. Стэнли Холл и его помощники были высококлассными специалистами: волосы они использовали человеческие, только наилучшего качества, и красили и завивали их так искусно, что их парики и накладки можно было носить в повседневной жизни. Конструкция, которую мать увидела на голове Вивьен Ли — короткий, задорный, блестящий шиньон, приколотый к обручу, — и которая так ее потрясла, с тех пор стал сценической прической Дитрих. Она носила этот шиньон до конца жизни. У матери были десятки париков, выкрашенных точно в тон ее собственных волос. Обручи, чтобы не соскальзывали, она обтягивала бархатом в цвет платья, но предпочтение отдавала бежевому, который сливался с цветом ее волос, отчего граница между собственными и накладными волосами становилась незаметной.
Съемки завершились каким-то чудом. Коэн делал все, чтобы ублажить звезду, исполнял каждую ее прихоть, иногда даже в ущерб собственным интересам. Когда Дитрих начала понимать, что не все получается так, как ей бы хотелось, что, возможно, она сделала ошибку, настояв, чтобы съемки производились в настоящем театре, притом в Европе, она запаниковала и, по своему обыкновению, принялась обвинять всех кроме себя, отказывалась слушать советы и, чтобы не смотреть в глаза правде, обратилась к помощи своего верного друга — бутылки. Где я только не искала ее «скотч»! Находя — часто в самых неожиданных местах, — разбавляла виски водой, а если опасалась, что она может отключиться, переносила назначенные встречи на другое время и в душе молилась, чтобы визитер не заметил, в каком она состоянии.