Представители индустрии развлечений, имея дело с людьми, страдающими алкоголизмом, учитывают их психологические особенности. На Дитрих это не распространялось, поскольку ее алкоголизм держался в тайне. Поэтому кажущаяся недисциплинированность звезды, небрежность, которую она себе позволяла, оскорбительное для окружающих поведение воспринимались — и осуждались! — без скидок, чего удалось бы избежать, будь ее проблемы известны. Снятое в Лондоне телешоу получилось неудачным; Дитрих в своих интервью утверждала, что во всем виноват продюсер, не сдержавший своих обещаний. Александр Коэн подал на нее в суд за клевету, я считаю, что он имел все основания так поступить. Профессиональная лояльность, хотя и входила составной частью в легенду Дитрих, отнюдь не была ей присуща. Тот, кто находил к ней правильный подход и успевал первым сделать предложение, мог рассчитывать на успех. Она подписывала юридические документы по предоставлению исключительных прав с такой легкостью, словно это были открытки с ее изображением.
Впоследствии честные профессионалы стали обходить ее стороной. Ей нельзя было доверять. Такое свойство часто оборачивалось во вред ей самой.
Для рекламы своего телешоу Дитрих вернулась в Нью-Йорк, где Милтон Грин написал ее портрет. На нем она запечатлена в своей знаменитой позе — закутанной в лебяжье манто; видна только одна нога, и впечатление такое, будто под манто Дитрих совершенно обнажена. Глядя на ее изумительную кожу и золотой парик, никто не мог бы сказать, что ей семьдесят один год. Однако в этом портрете было что-то ужасно аморальное. Впервые его увидев, я вспомнила своего старого друга-трансвестита из Сан-Франциско: на портрете мать была гораздо больше похожа на такого трансвестита, «работающего под Дитрих». После того как картина была сильно переделана, она стала еще дальше от реальности, особенно ее портила слегка распухшая нога — но от этого мать отказаться не могла.
Уотергейт. Никсон переизбран огромным большинством голосов. Во Вьетнаме остается только двадцать четыре тысячи солдат — сорок семь тысяч возвращаются на родину в новеньких цинковых гробах, тогда как еще триста тысяч, разбросанные по военным госпиталям, пытаются залечить не только телесные раны.
Когда умирал Шевалье, моя мать прилетела в Париж. Все, естественно, сочли, что она поспешила к постели умирающего, дабы сказать ему последнее «прости». На самом же деле билеты на самолет были заказаны задолго до этого дня, зато такой «поступок» прибавил блеска ее легенде. Спустя несколько лет, для объяснения того, почему Шевалье категорически отказался ее принять, когда она, печальная и красивая, явилась к нему в больницу, мать придумала трогательную историю: