— Мало ли что случится, как сказала вдова.
Всплакнув, она расцеловала нас на прощанье, передала на попечение мужа, провожавшего нас к поезду, и, заключенная в нежные объятия любовником, рыдая, напутствовала:
— Спасайтесь, спасайтесь, уходите быстрее!
Тами дрожала, как осиновый лист. С сомнительным нансеновским паспортом на руках, настоящим музейным экспонатом, в котором склеенные разрешения на въезд напоминали наспех сделанный хвост детского воздушного змея, ей предстояло пересечь границу. У меня был немецкий паспорт с целой гирляндой орлов. Поздней ночью мы вошли в спальный вагон поезда, следующего в Гаагу. Не знаю, кто из нас испытывал больший страх. Вероятно, Тами: она не только заново переживала бегство из России, но и разлучалась с человеком, ставшим для нее, по непонятной причине, основой и смыслом жизни. Она сидела, сжавшись в комочек, в уголке выцветшего плюшевого кресла и казалась очень одинокой и заброшенной. Поезд стремительно мчался в ночи, и я крепко обняла Тами и прижала к себе. На границе мы попали в переплет. Таможенники, глянув на свастику в моем паспорте, рывком открыли элегантный несессер. Они проверили все флаконы, вскрыли пудреницы, оставшиеся с того единственного раза, когда им пользовалась мать, высыпали пудру и прошлись по ним кончиком карандаша. Потом прощупали все кромки одежды, постучали по каблукам туфель, проверяя, нет ли там пустот. Таможенники проделали всю процедуру бесстрастно, молчаливо и с особым тщанием. Я до глубины души ощущала свою вину, потому что именно на мне сосредоточилось их внимание. Забавное ощущение — ты невиновна, но все же исполнена страха. Позже вспоминается скорее чувство абсолютной беспомощности — оно сильнее страха.
Невиль Чемберлен, вернувшись после подписания Мюнхенского соглашения, заявил, что он добился мира. Дитрих отозвала «беженцев» из Голландии. Я, разумеется, не хотела ужасной войны, но предвкушала возвращение домой, в Америку, а потому, вернувшись в Париж, была несколько разочарована. В ожидании начала войны мою гувернантку рассчитали, и я поселилась в квартире отца. Словесное бичевание Тами возобновилось, и, соответственно, — мои усилия защитить ее от грубости. Мать, вернувшаяся в Голливуд, позвонила сообщить, что произошло 1 ноября, в День всех святых.
— Радость моя, вся страна сошла с ума! И все из-за радиопьесы. Невероятно? Да, да, во всей Америке паника! Настоящая паника! Якобы какие-то зеленые человечки с Марса высадились из звездолета в Нью-Джерси. И они поверили! И весь этот шум сотворил человеческий голос по радио! Я обязательно познакомлюсь с ним!