— Мутти, это чудесно. Все чудесно! Ты знаешь, а ведь сейчас Всемирная выставка! Да, именно здесь, в Нью-Йорке. Можно нам остаться и осмотреть ее, ну, пожалуйста!
— Ангел мой, вы все можете остаться. Никакой спешки нет. Съемки идут трудно. Это маленькая студия, не «Парамаунт». Режиссер Джордж Маршалл очень мил, так что все в порядке. Несколько песен мне очень нравятся, и в Стюарте что-то есть — пока не разобралась, что именно, но он так мил. — После некоторой заминки мать добавила. Не говори об этом Бони, ты же знаешь, какой он ревнивый, совсем как Джо. Дай трубку папи, я ему скажу, где получить деньги, чтобы все вы могли пожить в Нью-Йорке.
Мы с Тами провели целый вечер на выставке. Как и в прошлом году в Париже, здесь было представлено абсолютно все, на сей раз с налетом американской сентиментальности. Я даже уговорила Бони пойти с нами. Он грустил, на то было много веских причин, и я предлагала посетить то один павильон, то другой, надеясь развеять его грустные мысли. Отец тоже пребывал в мрачном настроении. Тами, конечно, тотчас же вообразила, что она причина его горестных переживаний, и дрожала.
Когда мы наконец прибыли в отель на Беверли-Хиллз, мать уже обеспечила нас жильем. Сама она жила в частном бунгало, Ремарк поселился напротив, у отца был номер в основном здании отеля, мы с Тами жили в соседних одноместных номерах.
Меня уже дожидалось послание от Брайана, доставленное с нарочным. Он писал, что женился на славной женщине, которая, несомненно, осчастливит его навеки, сожалел, что меня не было на их свадьбе, поздравлял с возвращением домой в надежде на скорую встречу. Я еще раз просмотрела письмо и нашла ее имя… о, сама Джоун Фонтейн. Она, несомненно, славная, ведь ее сестра играла Мелани в «Унесенных ветром».
О Дитрих снова кричали заголовки газет, «Дестри» предрекали большие кассовые сборы. Живописалась «пламенная страсть», захватившая главных героев фильма, песня «Посмотрим, что получится у парней из задней комнаты», написанная для этого фильма, обещала стать хитом. Отдел рекламы пребывал в эйфории. Пастернак, гений-новатор «Юниверсл», и в этот раз сделал свое дело! Дитрих снова оказалась в зените славы, но слава уже утомляла ее. Мать привыкла к безразличному отношению в Европе к «нетрадиционному семейному укладу», но в Америке все обстояло иначе. Попытки сохранить что-либо в тайне от дотошной американской прессы чреваты скандалом, особенно, если утаивается что-либо, связанное с вопросами морали.
— Ах, эти ужасные пуритане, — сетовала мать. — В Америке их не счесть. Неужели все пошло от скверных людей, приплывших сюда на кораблях? Тех самых, что впервые отпраздновали твой любимый День Благодарения?