В те годы было много других дорогих отелей, которые могли соперничать с «Ланкастером» в роскоши и совершенстве интерьера. Но наивысшим достоинством «Ланкастера» вдобавок к потрясающей роскоши была даруемая им абсолютная уединенность. Мы прожили там почти три года. Отель «Ланкастер» сделался нашей резиденцией, нашей европейской штаб-квартирой, и за все время, что мы там пробыли, я так и не встретила ни одного другого постояльца! Как это они устроили? Как им удалось создать полное впечатление, что все горничные, камердинеры, портье, официанты — твои собственные слуги? Вас никогда не беспокоили уборкой комнат или сменой белья, здесь во всем приспосабливались к вашему распорядку дня. Как можно содержать отель без вестибюля? Без звонков, суеты и лифтов, которые не работают? Как они ухитрялись содержать отель без шума пылесосов, пусть и в конце коридора? В отеле «Ланкастер» этого добились. Там не требовалось регистрации. В конце концов, почему вы должны регистрироваться, приехав в свой собственный замок? Здесь нам не приходилось пробираться в номер через кухонный отсек. Хоть французская пресса и поклонники вечно толпились в переулке, они расступались, как Красное море, чтобы пропустить нас. Когда мы входили в отель, никто из них не переступал его порога. Подкуп прислуги в «Ланкастере» был делом неслыханным, невозможным. Я уверена, решись кто-нибудь из слуг на шпионаж, ему бы отрубили голову на гильотине.
Эту жемчужину обнаружил мой отец, но потом он горько сожалел о своем открытии. Поклонники и репортеры преданно несли свою вахту — днем и ночью, в ясную погоду и дождь улица де Берри была запружена людьми. В узкий, как бутылочное горлышко, проход отцу приходилось втискивать свой громоздкий зеленый «паккард» каждый раз, когда мадам Дитрих требовалось куда-нибудь поехать. Это безмерно огорчало отца. Он долгие месяцы изучал образцы красок, сносился с чиновниками фирмы и наконец перекрасил свой драгоценный автомобиль. Как влюбленный юноша, он с обожанием взирал на новую темно-зеленую краску, нежно гладил крылья машины. Он ревностно оберегал дорогую краску. Стоило нам выйти из своего «замка», и толпа кидалась нам навстречу.
— Марлен, Марлен! — слышались возбужденные крики. Обескураженные жандармы в своих шикарных маленьких накидках с капюшонами и в белых перчатках поднимали белые жезлы, вяло протестуя против натиска толпы. Конечно amour побеждала закон и порядок!
Толпа рвалась вперед хотя бы глянуть на своего идола, но на пути у них стоял отцовский «паккард», его гордость и радость, и они навалились на автомобиль. Чужие руки трогали блестящий зеленый «паккард», и отец приходил в неистовство.