Энджи толканула Шарлин локтем, когда та взяла у Шелы бутылку.
– Эта-то тоже не в себе, – она покосилась на Шелу, – почти такая же, как ты. Помнишь, как ты жарилась с тем чуваком в Бастере?
– Ах… да, тетка, – устало ответила Шела. Она не была в состоянии вспомнить, когда точно это было, зато почувствовала настроение Энджи.
– Да он был бухой!
Теперь Шела вспомнила. Лучше рассказать самой, чем выслушивать версию Энджи.
– Ну да, мы пошли к нему, но у него так и не встал. С утра я встаю, одеваюсь, а он такой весь игривый, присунуть хочет. Ну я его и послала.
– Это никуда не годится, – сказала Энджи, понимая, что это не та история, которую она имела в виду. Но так как она уже поднабралась и забыла оригинальную версию, эта тоже сойдет. – Ладно еще когда глаза залиты, но утром, по трезвянке, тем более ночью у него еще и не встал.
– Я и говорю. Это как спать с незнакомым. Будто я шлюха какая-нибудь. Я сказала, чтоб он отъебался, тебе дали шанс, сынок, но ты не смог его реализовать. А знаете, что она сказала, – Шела указала в сторону, куда ушла Лиза, – она сказала, что я сбрендила. Сказала, что нужно было дать ему утром. Я говорю, в пизду, мне пришлось восемь «даймонд-уайтс» заглотить, чтобы с ним поцеловаться. Не собираюсь фачиться с неизвестным уродом, у которого бодун вместо гондона.
В этот момент вернулась Лиза и в сомнении закатила глаза, проскальзывая на свое место рядом с Шелой.
Шарлин с тоской посмотрела в окно, когда поезд проезжал мимо бервикширского побережья.
– Может, она и права. Тут все дело в мочеточнике. После бухой ночи у пацанов дольше стоит. Я об этом читала. Через это дело моя мама сто лет не могла уйти от отца, даже когда он уже совсем спился. Он просыпался поутру и налаживал ей с пьяного стояка. Она-то думала, это значит, что он ее все еще любит. Это не более чем химическая потребность. Он бы и в бутылку вставил, если б там было достаточно тепло и мягко.
Все почувствовали, что Шарлин сказала лишнего. Наступила долгая нервная тишина, Шарлин подергивалась, пока Лиза не произнесла преспокойно:
– Хорошо, что не бутылкой.
Для такой шутки смех был слишком громкий, но для катарсиса – в самый раз. В эту минуту в размякшем от алкоголя мозгу Лизы начали появляться мутные нездоровые мысли о Шарлин и ее отце.
Лиза посмотрела в глаза Шарлин. Темные, ввалившиеся, впрочем, как и у Шелы, и у Энджи, и, конечно же, у нее самой. Будут тут круги под глазами, конечно, они ж отрывались весь отпуск. Но глаза Шарлин чем-то отличались, в них читалась какая-то неотступная боль. Это ее и напугало, и озаботило.