Сколько он тешил себя мечтами о мести такой изощренной, что образы шокировали и вызывали отвращение даже у него самого. Люси в футболке «Хартс» с номером 69 и надписью ШЛЮХА на спине, он ставит ее раком и впендюривает без мыла. Во все дыры. По самые гланды. Но она же не «джамбо». Она вообще футбол ненавидит. Может, это он про своего папашу думал; и вправду ведь, когда в своих мечтаниях Терри расходился на всю катушку, он то и дело вспоминал, как в семидесятые отец приперся на финал шотландского кубка – «Хартс» против «Рейнджеров» – со смехотворной темно-красной розочкой на груди. Ну его на фиг, не стоит слишком пристально анализировать собственные расстройства, от этого они только обостряются.
Если кому и стоило ебнуть, так это мудиле неуклюжему, лаборанту гребаному, который ее пялил. Он бы и ебнул, если б сам не фачился тогда с Вивиан и его вмешательство не развязывало бы им руки. Тварь: долговязый, заросший, громадный кадык ходуном ходит. Он был похож на тех металлистов из Боннирига, что, будучи девственниками, слушают хэви и мечтают о мужском господстве, а сами даже поговорить с девчонкой не могут, заикаются, чуть в падучей не бьются. Потом уже Терри выяснил, что Люси сама с ним познакомилась на корпоративной вечеринке в Киркалди.
Он чуть в голос не рассмеялся, когда она пришла с этим придурком. Пока она собирала вещи и одевала ребенка, он стоял руки по швам и кулаки так сжимал и разжимал раз-два, будто собрался замутить что-то. Ему стоило порубать в капусту мудака за то, что уводил от него жену и ребенка. Но он не мог, потому что только и думал, что о Вивиан. Он специально форсировал события, чтоб Люси поскорее ушла от него, взяла на себя ответственность за ребенка, чтобы он мог дать несчастного и покинутого. И они играли прямо ему на руку. Теперь он избавится от красных квитанций, счетов за квартиру, от напряженного молчания, которое вспыхивало жестокой руганью, от нытья, от ее мечтаний переселиться в пригородный домик, где ребенок мог бы играть в саду, а не на улице, как Терри. Ох, как он будет смаковать свободу, стряхнув с себя эту гнусную ложь. Да, когда дверь захлопнулась, он поразмышлял о своей потере, даже позволил себе всхлипнуть пару раз, после чего собрал вещички и переселился обратно к своей маме, к ее вящему безмолвному ужасу.
От этих мыслей его отвлек стон Джонни. Да, легковес гребаный, уже надорвался.
– Не понимаю, почему ты просто не сняла другой номер в «Балморале», – угрюмо спрашивал он Катрин.
– Не хочу даже рядом с этой мразью Франклином находиться, – выругалась Катрин.