— От безделья это, как Бог свят! Конь создан для движения, вот и мается. Увеличить время прогулки, ясно?
— Так точно!
Пошли по конюшне дальше. Прохор шагал впереди и называл клички лошадей — Агат, Адмирал, Азов, Лорд, Вольный, Азартная, Амбиция, Марго.
— Как твой заводик в Подмосковье, Евстигней Харитоныч? — обратился Извольский к штабс-ротмистру. — Не переведешь в Харитоновку?
— Сыну оставил. Пусть занимается.
— А я страсть как люблю это дело… А вот и Ворожея… О, ценная кобылка! Орловской породы. Такой здоровый приплод принесла в прошлом годе… Что такое? Опять топчется, что б ей пусто было! Никак не могу отучить ее от «медвежьего шатания». Переступает в деннике с ноги на ногу, как проклятая! Ведь это изнуряет, истощает ее, дуреху… Прохор, сажал ли к ней овцу, как я приказывал?
— Cажал. Поначалу присмирела, все на овцу таращилась. Потом опять взялась качаться как маятник.
— Привыкла к овце, чертова ослица!.. Посади к ней собаку или гусака!
— Будет исполнено!
Извольский задержал взгляд на слуге.
— Прохор, в честь дня ангела хозяйки водку слугам поднесут. Похоже, выпьешь?
— Самую малость.
— Смотри, не переусердствуй! Не забывай про свою болезнь.
Извольский повернулся к спутнику и шепнул ему на ухо:
— Сердце у конюха пошаливает. Месяцами в рот горькую не берет, а потом вдруг и поддаст, да как следует.
Подошли к деннику, в котором находилась рослая гнедая кобыла с белой звездочкой во лбу.
— А это Ласточка. На ней я обычно прогуливаюсь и езжу в Петродар. В прошлом году ее у меня увели. Прямо от здания городнического правления. Да, было дело. Оставил лошадь у коновязи, увиделся с городничим, выхожу, а ее и след простыл! Ох, и расстроило меня это. Слава Богу, горевал я недолго. В тот же день Ласточку обнаружил штабс-капитан Коренев. Едет он на коляске по Воронежской и видит, как двое горожан, озираясь, заводят на двор гнедую со звездой во лбу. Э-э, думает, дело нечисто. Лошадка-то, кажется, краденая, и уж очень похожа на Ласточку полковника Извольского! Он к частному приставу, ну и повязали воришек. Один состоял в мещанстве, другой — отставной канонир. Оба в наказание получили от нижних полицейских служителей по тридцати плетей. С канонира сняли все знаки отличия c нашивками и сослали в Сибирь на поселение. Мещанина определили бессрочно в арестантские роты.
Вдоволь насмотревшись на лошадей и дав всем свои характеристики, полковник повел штабс-ротмистра на псарню. Проходя мимо раскрытых дверей каретного сарая Хитрово-Квашнин разглядел в нем большую карету, тарантас, коляску на шинованном ходу, роспуски, дрожки, зимний возок и санки.