Услышав, по какому вопросу беспокоят, Бергер озадачился, хорошо понимая, чем это может закончиться для его подчинённых.
– Ничего сказать я не могу. Ищите их в тайге.
Единственное, что удалось узнать, – вылетать они будут из Чары, куда должны выйти после полевых работ, а в Ленинград обязаны прибыть в середине октября.
Кулаковскому принесли топографическую карту района, и по скудным сведениям, собранным отовсюду, он стал прикидывать маршрут экспедиции Брукса. Вспомнил он и про продольные пилы, о которых тот когда-то спрашивал. Примерно через час начальник геологического управления уже имел полное представление о пути передвижения экспедиции Брукса.
«Что же делать? – обхватив голову руками, думал Кулаковский. – Хочется мне или нет, но эти данные придётся отдавать. Если я чего-то напутал или, не дай бог, Брукс пойдёт другой дорогой, поплачусь своей головой. Риск со всех сторон, только в одном случае может быть небольшая отсрочка во времени. Если я не принесу эти материалы, меня заберут сейчас, ошибусь с маршрутом Брукса или дам ложную информацию – на месяц-полтора оттяну, но потом всё равно посадят, да ещё из-за меня пострадает всё геологоразведочное управление».
Встав из-за стола, Кулаковский нервно заходил по кабинету.
* * *
Из подслушанного разговора постояльцев Медвежатник вскоре сообразил, что за охотники поселились в его доме. Хотя это было понятно уже по тому, кто их привёл. А привёл их участковый и какой-то тип, о котором говорили, будто бы он какой-то агент или энкавэдэшник, что в понимании Савелия значило одно и то же. То есть, это люди одного поля ягоды, которые могли причинить какой-нибудь вред. Не отличаясь большим умом, Савелий никогда не задумывался о смысле жизни и глубоких материях, но родился не дураком. Может, поэтому жилось ему на свете немного легче, чем другим. В свои сорок Медвежатник так и не завёл семью, а после смерти матери жил один, как рак-отшельник.
Около сотни рубленых домов деревни Талдын расположились на просторной лесистой террасе Уранкита. И каждый хозяин норовил поставить свой дом поближе к реке, чтобы из окон любоваться красотами природы. В деревне была только одна улица и несколько переулков, а все другие дома стояли, как на отшибе, в лесу. Между домами остались даже нетронутые сосны и лиственницы.
Из своего окна Савелий видел реку до самого изгиба, обходившего заросшую лесом высокую гору. Другого дома с таким обзором в деревне не нашлось, возможно, поэтому приезжие остановились именно здесь. Поселившись в доме Савелия, они потеснили самого хозяина, заставив перейти в чулан. Это Савелию не понравилось. Не привыкший никому подчиняться и с детства не уважавший силу, он затаил на них обиду. И было отчего. От простых людей, с какими ему приходилось общаться всю жизнь, эти отличались не в меру подчёркнутой независимостью и даже откровенным нахальством. Всё, что находилось в его доме и, следовательно, являлось его собственностью, как он правильно определился в своём заключении, с приходом этих людей перешло в их руки. Они пользовались его посудой, ели его продукты и даже надевали его скудную одежонку.