– Да ты что, смеёшься? Я ещё зэков в глаза не видел. А вообще, мне без разницы, где работать. Хоть на Северном полюсе, лишь бы попалась интересная работа.
Жека хмыкнул. Теперь он всё понял: так мог говорить только человек, ещё не испытавший трудностей и смотревший на мир через розовые очки.
– Да, парень, я вижу, ты, действительно, не хлебал ещё казённых щей, а то бы пел другие песни. Ладно, чёрт с тобой, поделись жратвой. Тебе, я вижу, слишком много одному. Я больше не могу смотреть, как ты добро переводишь.
Иван заказал закуску и графин водки. Сосед от нетерпения или от того, что чем-то был озабочен, играл своими длинными пальцами. Он то соединял обе ладони вместе, то пальцами стучал по столу, выбивая барабанную дробь. Но как только официантка поставила закуску перед ним, сразу набросился на еду, не забывая при этом наполнять свою рюмку. Пока он ел, слышалось только чавканье, а как наелся, потянуло на разговоры. Неожиданно он вскочил и побежал к выходу.
* * *
Через пару минут Жека подошёл с человеком невысокого роста и неопределённого возраста. Скорее всего, ему исполнилось не больше пятидесяти. Хотя, как подумал Иван, могло уже стукнуть и шестьдесят, и даже больше. Седая борода, могучая плешь и глубоко вдающиеся залысины сделали своё дело. На нём были потёртый коричневый костюм и серая рубашка с расстёгнутым воротничком. Из-под массивных роговых очков, туго сидевших на орлином носу, на Ивана смотрели живые чёрные глаза.
– Кригер Владимир Иванович, – протянув руку, представился он.
Фёдор быстро ответил на крепкое пожатие, а про себя успел удивиться, что у этого болезненного с виду человека такая сильная рука.
– Евгений говорит, что вы молодой специалист, – едва устроившись за столом, завёл он разговор. – Приехали, как я понимаю, покорять Север. Ну что ж, это похвально.
Иван подтвердил, добавив, что попал сюда по распределению.
– Владимир Иванович, его послали в Верхоянье, – вставил Помор. – Это же самый полюс холода! Завтра он летит на самолёте в Якутию.
– Ну что ж, молодой человек, значит, на вас возлагают большие надежды. Я бы тоже не прочь отсюда улететь на самолёте, да никто не предлагает. Говорят, нужен здесь. А если честно, то лететь мне даже страшновато: я боюсь высоты. Самолёт – это же летательный аппарат, созданный руками человека. Следовательно, как любой механизм, имеет свойство ломаться. Вдруг что-то откажет, тогда костей не соберёшь.
Мысленно Иван над ним посмеялся, посчитав ретроградом, цеплявшимся за старое. До сих пор он верил в надежность авиационной техники. Тем не менее после слов Кригера какие-то сомнения закрались в душу, и невольно пришлось задуматься о предстоящем полёте: «А вдруг и правда что-нибудь сломается, это же, действительно, техника! Говорят, пассажирам не дают парашютов…»