– Громадный такой булыжник, тонн в десять весом. – Кононов повернулся в сторону молодого человека. – И с круглой дырочкой посредине.
– Подумаешь, камень с дыркой, – пожал плечами учитель. – И что в нём интересного?
– Всё! – с отеческой улыбкой отозвался Анатолий Тихонович. – А особенно то, что дырка была в камне просверлена. У него был с собой телевизионный зонд. Решил опробовать его, сунул в ту дырку… В камне чётко виднелись следы нарезки от сверла. Вот так-то. Только всё это уже одни слова. Видео и фото в камере у него стёрли. А во второй раз в Египет нас не пустили. Как, смахивает на нашу ситуацию?
* * *
– Декан вылетел в Зею!
– Один?
– Один. Изолировать?
– И немедленно!
* * *
Сашка выполз на берег, скинул с себя старика. Упал на колени. Донченко кинулся к ним:
– В лес! – шёпотом закричал опер. – Быстро!
Сашка, еле волоча ноги, медленно, хотя ему в тот момент казалось, что достаточно быстро, привстал и на полусогнутых ногах рванул к растущему вблизи берега кустарнику. Тело с трудом слушалось. Ноги заплетались. Голова шла кругом. Тяжёлая мокрая одежда и рюкзак давили вниз, увеличивая притяжение земли. Хорошо, Савицкий кинулся к майору и подставил своё костлявое плечо. Идти стало немного легче.
А Лёха тем временем прислушиваясь к уже отчётливо слышному стуку знакомого лодочного движка, первым делом перерезал привязанный к дереву конец, после чего принялся быстро извлекать верёвку из воды, одновременно отбегая к заросшей кустарником полосе.
Со стороны лагеря донеслись крики, будто мужика кипятком ошпарили. «Отвлекают, – догадался капитан, – молодцы. Теперь нам бы не подкачать».
Секунд через тридцать из-за поворота вновь вывернула уже знакомая резиновая плоскодонка. Только теперь в ней сидело не два, а четыре бойца. Лёха инстинктивно вжался в землю. Посмотрел в бок: майор со стариком тоже лежали, не шевелясь. Только из Сашкиного рта вырывалось с трудом сдерживаемое хриплое дыхание. Он ещё никак не мог перевести дух.
– Тихо! – одними губами произнёс Донченко. – Услышат.
Сашка глазами показал, что понял, и с силой прижал ко рту кулак.
Крики со стороны лагеря прекратились. Спектакль закончился.
Лодка, уткнувшись носом в гальку, причалила к противоположному берегу, метрах в десяти от того места, где недавно находились беглецы.
– Здесь, – сквозь шум реки донёсся до опера знакомый голос бывшего однополчанина. – Чую, здесь.
Донченко, прячась за листвой, слегка приподнял голову. Теперь была видна вся картина.
На берег сошли двое. Леший, он же ефрейтор Кузьменко. «Тёзка, – отметил опер. – Впрочем, ефрейтором был тогда. Сейчас наверняка поднялся, закабанел». И второй, крепкий мужичок. Более опасный, чем Леший. «Вон, как упруго шагает. Ноги тренированные. Такой полсотни км в день отмахает и не запыхается».