На лице Савицкого мелькнула мрачная улыбка:
– Предки, создавшие цепь, были намного сильнее нас. И тем не менее катасрофа произошла. А ты хочешь, чтобы дикари вдруг одномоментно определились и не повторили путь своих прародителей. Это даже не утопия. Идиотизм.
– И тем не менее я с тобой не соглашусь. – Ельцов стянул с себя куртку, подставив солнцу мокрую от пота рубашку. – Люди сделали большой скачок в развитии. Даже в сравнении с прошлым столетием.
– Научно? Да. А внутренне? – Савицкий всем телом повернулся к декану. – Человек навсегда останется жадным, неудовлетворённым животным. А бонке, ты знаешь, таких на дух не переносит.
– Да, – согласился декан, – с Профессором объект поступил лояльно только потому, что увидел, как тот ценой своей жизни пытался спасти друга. Иначе бы и с ним поступил так же. Но это-то и есть доказательство того, что человек меняется.
– Единичный случай. – Савицкий обречённо махнул рукой. – Знаешь, я много думал над тем, что произошло. Да, наверное, вы где-то правы, что скрываете бонке от людей. Только сам собой напрашивается другой вопрос: а зачем? Для чего? Для того, чтобы ненависть, жадность, месть, злоба, властолюбие – всё это продолжало процветать? А не лучше ли замкнуть цепь и поставить точку? Как тогда, в прошлом?
– Не знаю, – спокойно отозвался декан. – Я свою жизнь положил на одно – сохранить объект и максимально оградить его от грязи. Пока у меня это получалось. Надеюсь, у тех, кто придёт вслед за мной, тоже получится.
– У вас кто-то скурвился? – неожиданно поинтересовался Савицкий, бросив взгляд в сторону реки: оттуда чётко слышался рёв мощного дизельного двигателя.
– Да.
– Ты его вычислил?
– И да, и нет. – Декан сорвал травинку, покрутил ею перед глазами. – Змея оказалась о трёх головах и двух хвостах. И до одной головы мне не добраться.
* * *
Милицейский глиссер, прошуршав дюралевым днищем по гальке, пристроился рядом с лодкой декана.
СЧХ первым спрыгнул на берег и, бросив короткий взгляд на расположившихся под надзором охраны, невдалеке от берега, Савицкого и Ельцова, тут же направился к стоящим невдалеке двум контрактникам. Вслед за подполковником судно покинули трое сотрудников Зейского УВД, вооружённые короткоствольными автоматами.
Щетинин на глаз определил командира:
– Ты главный?
– Предположим.
– Предполагать будешь на бабе, и то, если та даст. Выводи на свет божий моего майора.
– Понятия не имею, о чём речь.
СЧХ покачал головой, как бы сомневаясь в словах наёмника, после чего громко, так, чтобы слышали все, произнёс:
– А мне, Сват, говорили, ты умный. Выходит, ошибались в тебе, Герман Викторович. Что ж, тогда слушай меня внимательно, капитан. Первое. Твой заказчик у нас. И он тебя сдал. Не веришь? – Щетинин заметил ухмылку на лице контрактника. – Терёхин так и сказал, что сразу не поверишь. Но суть не в этом. Второе. Связь мы тебе обрезали. Всю. А потому, Гризли, слышишь, – СЧХ повысил голос ещё сильнее, – не старайся. Не трать силы. Всё одно ни с кем не свяжешься. Третье, Сват. На «вертушку» не рассчитывай. Её не будет. А теперь условия договора. – Щетинин выставил указательный палец в сторону наёмника. – Пока договора. Сейчас ты тихо и мирно отпускаешь всех моих людей и мы покидаем лагерь. Все, до единого. Вы возвращаетесь в Зею. Самолёт через четыре часа. Места для вас забронированы. В благовещенском аэропорту вам передадут билеты на московский рейс. До вылета сидите в аэропорту. Это самый идеальный вариант исхода.