Ботинки явно просят каши, куртка залатана на локте, и халтурно залатана. Зубы явно не чищены, ногти не стрижены, не то что мобильника, наручных часов нет.
– Мама-то твоя не станет волноваться, где ты? – спросила Тамара. – Восьмой час уже.
– Да она у него пьяная, небось, – встрял Валерка и тут же получил локтем в бок.
– Вам тут что? – сейчас же возмутилась сидящая поблизости бабуля с маленькой внучкой. – Хулиганство одно на уме! Сейчас дежурную позову!
– Восьмой час? – немедленно ужаснулся Валерка. – Я тогда пойду, тётя Тамара. Мне ж в шесть надо было дома… меня предки убьют.
– Вали, вали, – буркнул ему вслед Санёк. – Уроки типа делай…
Тамара придвинула поближе сумку с книгами. Читать она могла что угодно и где угодно – от электрички до столовой, а уж в очереди, сидя на кушетке… Однако то, что в сумке… С этим завязано, вопрос решён.
Как она ревела, захлопнув за Ленкой дверь! Сидела прямо на полу и ревела, размазывая по щекам косметику. Потом встала, вошла в комнату. Чужими глазами поглядела вокруг.
В ней точно лампочка перегорела. Всё стало серо и глупо. И этот угол с иконами, и теплящаяся лампадка, и корешки книг на полках. Пустота. Что внутри, что за окном – косые струйки дождя, серое ноздреватое небо. Добро пожаловать в реальную жизнь. Вот она, правда. Воздушный замок – это то же, что и мыльный пузырь. Рос-рос – и лопнул.
Прав был папа. Красивая иллюзия. Да, поверила, купилась. Тогда, после Костиного ухода, было совсем плохо, неделю её всю трясло и корёжило. А потом вечером зашла в полупустую церковь – просто так, без всякой задней мысли. Там и накатило… Она рыдала перед иконой «Взыскание погибших» и не могла остановиться. Нет, в тот момент легче не стало, душу по-прежнему жгло не то кислотой, не то щёлочью. Просто она вдруг почувствовала, что Бог – есть, и Он – рядом.
Теперь-то она понимала с беспощадной ясностью: просто защитная реакция психики. Надо было обо что-то опереться – вот тебе и Господь Бог. Костыль, который всегда с тобой.
А ведь как уверовала, с какой радостью крестилась, как первый месяц бегала на все службы, внимала каждому слову батюшки, как впервые исповедовалась – сдирая с души наросшую за тридцать лет корку. Отец Василий даже мягко намекнул: вы бы покороче, только самое существенное…
Всё кончилось. Свобода – гулкая и холодная. Что такое вера? Лампочка. Горела-горела – и перегорела. Не для неё уже скорый Рождественский пост, можно не вычитывать длинные и, по правде говоря, занудные утренние и вечерние правила. В воскресенье можно спать до скольких хочешь…