Кто придумал эту дикую и смертельную полосу препятствий, этот бесчеловечный экзамен? А придумали это цивилизованные и толерантные европейцы. Как это можно понять?!
И с какой стати тем, кто преодолел такой ужас и унижение, ценить и соблюдать правила и нормы страны, куда они добрались, пройдя через ад? К тому же чаще всего они вырвались из ада, который во многом устроили те самые европейские страны.
Лицемерие и ханжество – не замечать того, что в Европе не зреет, а давно назрел страшный кризис полного отсутствия идей дальнейшего развития того общества, каким оно стало за последние четверть века. Общества, в котором целые социальные и национальные пласты не доверяют, презирают и открыто ненавидят друг друга.
Миллионы людей вышли на улицы, желая заявить, что их не запугать и они не боятся. Это у многих было написано на бумажках и плакатах. При этом беспрецедентно большую манифестацию охраняли беспрецедентно большие силы полиции и жандармов. Всё правильно! Наверное, те, кто спланировал и организовал эти бесчеловечные злодеяния, ликовали, глядя в телевизор на происходящее. А может быть, они смотрели в окно – кто знает?
Эти непостижимые человеческим сознанием чудовища, исполненные жестокостью и мраком, должны были ликовать, видя на улицах Парижа такое количество напуганных людей. Людей, которые даже себе не признались в том, что их вывел на улицы нормальный и понятный человеческий страх. Страх осознания, что смерть от рук террористов существует не только в телевизоре, что она не на Манхэттене 11 сентября, не за морем в Сирии, Ираке и Ливии, не в Пакистане, не в Махачкале и даже не в лондонском метро… Смерть тут, рядом, на соседней улице, у смерти французский паспорт, смерть живёт по соседству и говорит по-французски…
Парижанам и приезжим нужно было 11 января оказаться в тесной толпе рядом с другими людьми. Им нужно было увидеть и убедиться, что они в своём страхе не одиноки. Люди не могли оставаться одни по домам, ощущая, сколь беззащитны их дома, беспомощна их страна, а также их утраченный европейский миропорядок.
Если бы французы ощущали, что их дома – это их крепость, что Париж – это столица подлинных, всецело защищённых свобод и непокорённого достоинства, если бы они были уверены в силе государства, президента и правительства, если бы были убеждены в незыблемости своих европейских ценностей (я подчёркиваю – именно в незыблемости), они бы не вышли в таком количестве на улицы своих городов и своей униженной террористами, прекрасной столицы.
А множество французов-мусульман вышли на улицы, напуганные не только кошмаром терактов, но и движимые страхом усиления исламофобии, опасением прорыва ненависти к любому мусульманину или просто приезжему. Они спешили сообщить всем о том, что не имеют ничего общего с террористами и радикальными исламистами. Этим людям тоже стало страшно в их жилищах, хотя карикатуры журнала «Шарли» не могли не оскорбить их религиозных чувств.