Немудрено, что все идет из рук вон плохо, думал Дуглас. Сам он с перепоя занят исключительно собой, и к тому же непонятным образом расстроен смертью Элана, старого школьного товарища. Мэри сидит от всего отрешенная, будто все это ее не касается; бедняжка, ничего удивительного — после их сегодняшней сцены. Лестер, совершенно очевидно, побывал в драке и вообще-то, вернее всего, примчался сюда с целью пересидеть какое-то время. В Лондоне он несколько раз сваливался на Дугласа, чтобы перехватить денег или попросить убежища, пока наконец Дуглас, восхищавшийся своим беспутным двоюродным братом, не набрался духу и не сказал ему «хватит!». Гарри погружен в какие-то свои заботы, как это часто с ним бывает. Дуглас завидовал Гарри — по его мнению, Гарри принадлежал к числу Добрых и Довольных в той сказочной стране, куда он будет стремиться всю свою жизнь и куда ему не попасть никогда. Джону, его сыну, вовсе не улыбается, чтобы отец снова куда-то уехал без него. А Бетти — душа их семьи — откровенно разочарована. Дугласу хотелось подойти к матери и обнять ее, хотелось как-то искупить многолетние обиды, заполнить пустоту, оправдать ожидания… И в довершение всего — Джозеф, чутко воспринимавший настроение всех и каждого, отлично видевший все шероховатости, чье-то нежелание, чью-то усталость, настойчиво старающийся потопить все это в потоке семейных анекдотов, которые почему-то — очень несправедливо — раздражали Дугласа до крайности.
— Так вот, тот человек и твой дед, — Джозеф ткнул пальцем в Дугласа, будто обвиняя его в чем-то, — были вместе в забое.
— Это ты про несчастный случай? — сказал Дуглас, вспоминая, как дед однажды свалился в шахту, от чего сильно пострадал. — Когда еще он удрал из больницы весь перебинтованный.
— Да вовсе это не тот случай! Вовсе не тот! То было в другой раз. Несколько месяцев назад я встретил на собачьих бегах одного старика, он-то и рассказал мне про это. Я тебе еще не рассказывал. Это говорит о том, какой силищей они тогда обладали. Понимаешь?
— Кому еще чаю? — Бетти, вскипятившая новый чайник, стояла в дверях кухни, не догадываясь, что появилась не вовремя, как артист, вышедший на сцену не на ту реплику, и бодро улыбалась.
— Я же рассказываю… — недовольно сказал Джозеф.
— Мне, пожалуйста. — Дуглас пододвинул свою чашку.
— Мэри? — Но Мэри отрицательно покачала головой и принялась убирать со стола.
— Сила — это прежде всего сноровка, — сказал Лестер. — Я в Ливерпуле знавал одного парня, он на всех ужас наводил, — громадный жирный боров, жрал за семерых, огромное брюхо поверх ремня, но твердое как камень, — ну и вот, при всем том один боксер наилегчайшего веса, по имени Джонни Кэлфорд, чемпион северных графств, дал ему раз по челюсти — и размаха-то вроде никакого, а врезал, и этот детина грохнулся на землю. Точный расчет — половина успеха. — Он слегка выдвинул вперед подбородок. — Стукнул его раз, и конец!