И все это в первые полчаса сражения, когда отряд генерала Соймонова оставался уже поредевшим и частью обескровленным. Но не потерявшим боевой дух! Напротив, умытый кровью, он рассвирепел и ожесточился на противника…
В эти самые минуты за горой, на дороге, ведущей от Инкерманского монастыря, показалось огромное воинство. Сверху их было видно! Оно ползло сюда – к месту битвы. Наверняка спешило! Это войско мог вести только один человек – запоздавший к началу боя генерал Павлов. Сотни людей потянули головы влево, когда один за другим солдаты стали кричать: «Наши идут! Подмога, братцы! На-аши-и иду-ут!».
Федор Соймонов и офицеры его штаба одними из первых увидели на дороге русские полки.
– Что ж так долго, Прокофий Яковлевич! – с досадой хрипло вырвалось у Соймонова. – Где ж тебя носило, генерал?! Скорее же, скорее!
В это самое мгновение Федора Ивановича обожгло и повело в сторону. Он едва удержался в седле. Его обожгло в боку – и саднящее жжение это только распалялось. Соймонов сразу даже и не сообразил, что случилось. И только когда оторвал руку от тела, увидал на ладони и пальцах кровь. «Ранен?! – молнией пронеслось у него в голове. – Да серьезно ли?..» Его и прежде брал на прочность басурманский свинец – ничего, выжил! Но в глазах уже темнело, он вцепился что есть силы в уздечку и, тяжело выдохнув, теряя силы, повалился на конскую холку. Его уже покидало сознание, когда он, через пальбу и гром взрывов, услышал отчаянный голос ординарца: «Генерал ранен! Федор Иванович!..» Его звали и другие голоса, а потом ушли и они…
Мало кто, кроме штаба, обратил внимание на генерала – все жадно выглядывали отряд Павлова на дороге. Соймонова, без сознания, положили на носилки. Командование немедленно принял генерал-майор Вильбоа.
«Русские идут! – немедленно понеслось по карнизу в рядах англичан, усыпанному трупами их соотечественников и лошадей артиллерии, с которыми так безжалостно разбирались пушки Соймонова и двух кораблей «Владимир» и «Херсонес», безостановочно паливших из бухты. – Русские идут!». Англичане сами уже едва держались! И столь же отчаянно ждали подмоги своих бригад!
Не более десяти минут оставалось первым батальонам генерала Павлова до кровавой схватки на Сапун-горе, но этого хватило солдатам отряда Соймонова, чтобы собраться духом и сделать последний рывок вверх – по склону горы. Англичане понимали, что в нынешнем составе уже не смогут удержать позиции – такого мужества в сердцах противника они еще не видели – и боялись увидеть! Они еще группировались отдельными отрядами, наспех разряжая винтовки, но уверенность русских в себе сделала свое дело. Англичане дрогнули – на одном фланге, на другом. Они пятились и теперь думали только об отступлении. Лишь самые храбрые не уходила от края карниза. Противнику оставались уже считанные шаги до врага! Англичане били в упор по перепачканным в грязи, сотнями взбиравшимся сейчас по каменистому глинистому склону русским: свинец пробивал грудные клетки, разрывал плоть, вышибал мозги, сея лютую смерть, но это лишь разжигало ярость в сердцах живых! Целясь штыками в оробевшие красные мундиры, два истерзанных батальона Колыванского полка и два Томского сумели-таки добраться до вершины и потребовать расплаты. Русские одним порывом выбили с полсотни перезаряжавших свои знаменитые ружья англичан и прислугу артиллерии – и бросились в штыковую на остальных, прижимая растерявшихся англичан к скалам.