Женшина повернулась и прошла на кухню, размерами соперничающую с прихожей. Но падающее в окно солнце осветило распухшее от рыданий лицо хозяйки, и разглядывать роскошную мебель мне уже не захотелось. Я села в кожаное кресло и неожиданно для себя выпалила:
— Тамара, мы, как женщины, очень вам сочувствуем. Тагилу стало легче?
Хозяйка вздрогнула, и вновь с недоумением взглянула на меня, но все же ответила:
— Нет, все по-прежнему…
— Это ваша квартира? — некстати полюбопытствовала Маша.
— Нет, его. — голос женщины звучал безжизненно. — Тут все его. У меня ничего нет. И если Семену надоест платить за больницу, Тагил окажется на улице, на помойке.
— Семен — это его компаньон, господин Семанович? — уточнила Маша.
— Да. Он пока не теряет надежды вытащить Тагила, поэтому платит. Станет ли он платить, если поймет, что надежды никакой?
— А почему вы так считаете? — не выдержала я. — Почему вы не верите, что Тагил придет в себя? Как же так получается — деловой партнер верит, а вы, его любимая женщина — нет?
— Я по образованию медсестра. — пояснила Котина. — До последнего времени работала в больнице, в реанимации, там и с Тагилом познакомилась — он после сердечного приступа туда попал. у меня полно знакомых врачей. Я советовалась с ними — они считают, что Тагил лишь временно пришел в себя. Его состояние будет понемногу ухудшаться, и через полгода, максимум через год все жизненно важные системы тихо откажут.
Возразить на это было нечего, хотя все в моей душе протестовало: ну нельзя же заживо человека хоронить! Мы немного помолчали, затем Маша спросила:
— Тамара, как вы считаете, что на самом деле с Тагилом произошло?
— Не знаю. Может, порчу на него навели? У него с женой скверные отношения были. Он собирался развестись, и уже перевел весь бизнес на подставных лиц, чтобы по суду не делиться. Что вы так на меня смотрите? Он считал, что этот бизнес — его, только его! Он его с юности создавал, ночами не спал, все работал! А жена жила в свое удовольствие, все свободное время по салонам красоты проводила — и теперь что, позволить ей все разрушить, все отнять?
— Все, что нажито непосильным трудом. — под нос себе проворчала Маша. — Кстати, насколько я знаю, у Семибаева несовершеннолетний сын? Ему он тоже бы не позволил себя разорить? Ладно, мы сейчас не на партсобрании, моральный облик потерпевшего не обсуждаем. Вернемся к нашим баранам. Так кого вы подозреваете?
— Подозреваю? В чем? — растерялась женщина.
— Скорее всего, ваш любовник не просто так, ни с того ни с сего впал в кому, а был отравлен.