— Не разбудил Марью Ильиничну? — для порядка побеспокоился Турин.
— Нет её уже полгода, — не поднял глаз Легкодимов. — Схоронил я её.
— Извини, — смутился Турин. — Не знал. Закрутился, а ты не сказал, помощь бы на похороны оказали. Долго мучилась? Слышал, что болела?..
— Болела, — отвернулся тот.
Разговор явно не клеился, да и чему радоваться в такую рань, когда в окна рассвет чуть пробился, даже собак не слыхать на улице, хотя обычно в таких углах их тьма. Исчерпав запас слов, Турин кашлянул, спросил напрямую:
— Не удивился, что рано я к тебе, Иван Иванович?
— Ты — начальник, тебе можно. И ночью нагрянешь, знать, причина важная.
— Лукавишь, Иван Иванович?
— Лукавлю, — развернулся Легкодимов и, тяжело зашлёпав ночными туфлями, направился в комнату к столу, за которым, сгорбившись, сидел человек. Не узнать его было нельзя.
— Давно ждёте? — присел напротив Турин.
— Давно, — ответил за тюремного врача Легкодимов.
— А этот что? Язык проглотил?
— Если б не догадался, Василий Евлампиевич, — оставался в сторонке Легкодимов, — мы бы сами оба пришли. К тебе собирались.
— Вона как! Оно и видно… — изобразил Турин веселье на лице, но в ладошки не захлопал, посуровел и упёрся жёстким взглядом в тюремного врача. — Долго собирались вы, Моисей Соломонович Абажуров! Заискались вас мои ребятки по всему городу! Команда отдана взять вас живым или мёртвым. А ваш дружок — покрыватель ваш, — обернул возмущенное лицо Турин к Легкодимову, — уж и не знаю, из каких ваших заслуг и выгоды, всё собирался!..
— Ты не горячись, не горячись, Василий Евлампиевич, — пробуя успокоить, попытался положить ему на плечо руку Легкодимов, так и не присевший. — Ты послушай сначала Моисея.
— Нечего мне с ним лясы точить![32] — сбросил руку с плеча Турин. — Ясно всё!
— Не спеши с выводами, — присел рядом, обхватил всё же его за плечо длиннющей худой рукой Легкодимов. — Я тоже разное про него загадывал, пока не отыскал в кабаке у Лёшки Турчанинова вусмерть пьяным… Притащил на горбу к себе, привёл в чувство да и выспросил.
— Ну и выспросил? — не унимался Турин. — Что он тебе ответил? Ко мне почему не привёл?
— Не гони лошадей, Василий Евлампиевич. Успокойся. Дай слово сказать.
— Я гляжу, вместо него ты всё углаживаешь, Иван Иванович, — полез за куревом Турин. — Ишь, высиживают два тихушника, выжидают, когда весь розыск на ушах стоит! — Но на Легкодимова косился уже без ярости, больше с любопытством. — И ты хорош, Иван Иванович…
— Да дашь ты сказать человеку или нет? — вспыхнул Легкодимов. — Мы ж тоже живые люди!..
— Молчит твой приятель, словно воды в рот набрал, — задымил папироску Турин.