— В смерти своей просил никого не винить…
— И всё?
— Вот послушайте, — начал медленно читать Джанерти. — «Царю и отечеству служил честно. Должности государевой не запятнал, взяток не брал. Вины за ваш так называемый гнойник, не имею. А занимать нары вместе с ворьём да бандитами считаю ниже своего достоинства».
— Как-то всё не по-человечески, Роберт Романович… — сплюнул Турин и повторил: — Вины не имеет… Великий был человек в сыске!
— Разве я что-то попутал? Так написано, — Джанерти протянул ладанку с запиской. — Посмотрите сами.
— За кем теперь вам катить? — сухо спросил Турин.
— По моему списку следующим идёт Камытин Пётр Петрович. Но надо что-то предпринимать с трупом.
— Что с ним теперь делать… — прикусил губу до боли Турин. — Снимите на пол. Покойник требует большего внимания, чем при жизни оказывали, — он помолчал, но недолго, твёрдо поднялся на ноги, словно обрёл новые силы. — Везите меня к вашему Громозадову. Что ему от нас понадобилось? Пусть допрашивает! Всё без дела не будем сидеть…
— А Камытин?
— Подождёт Камытин. Этот руки на себя не наложит.
Несмотря на поздний час, постовой на входе в «Белый лебедь» без особых формальностей пропустил Джанерти с Туриным, видимо, команды насчёт ареста ещё не поступало. Дремотно зевая, спросил:
— И ночью забот хватает, Василий Евлампиевич?
— Отдохнёшь скоро от меня, — буркнул тот, с грустью рассматривая возвращённое постовым потёртое от времени удостоверение, но, заметив недоумение пожилого служаки, согнал тоску с лица, молодцевато подмигнул: — Кому не спится в ночь глухую?
— Ворюге, сыщику да… — не договорив, прыснул в кулак тот. — Не можете вы без подначек, Василий Евлампиевич.
— Мать смеялась, когда рожала.
— Помните ещё?
— Нет. Уронила от смеха, и память отшибло.
И оба загоготали.
У Джанерти, наблюдавшим сцену, заходили желваки на скулах; хмурясь, он достал сигару, размял, откусил кончик и лихорадочно собирался прикуривать, однако сразу не вышло, а после второй осечки он вовсе передумал — врач порекомендовал после выписки из больницы воздержаться от курения, а на открытом воздухе — запретил в особенности.
— Не кури, не кури, — поддел и его Турин, он не был похож на себя от напускной весёлости. — Проживёшь до ста лет, Роберт Романович.
— Вы к Ивану Кузьмичу или к товарищу Громозадову? — сунулся к телефонной трубке постовой.
— А Громозадов что ж? — не покидало ёрническое настроение Турина. — Уже трудоустроился к вам и вид на жительство получил?
— Звонить велено, Василий Евлампиевич, — враз посерьёзнел постовой. — Предупреждать.
— Ну, звони тогда своему начальнику, — шагнув вперёд, не обернулся Турин. — К нему мы. А то застанем за несерьёзным занятием. Секретарша сегодня тоже дежурит?