Бросая колкие взгляды на сжавшуюся, замкнувшуюся в себя Серафиму, Егор старался по её лицу разгадать причину незаслуженно холодной встречи, сердился и мучился, не находя ответа, подыскивал себе успокоение — при народе, на глазах завистливых, жадных до сплетен и чужих секретов могла ли она вести себя иначе?.. А с другой стороны? Он тоже исстрадался, её дожидаясь. Он в чём виноват? Срывать на нём злость? Могла улыбнуться хотя бы уголками губ, краешками глаз, как одна она умела…
— А, чёрт! — он вздрогнул, мысли его оборвались, резко затормозил автомобиль и высунулся чуть ли не по пояс из окошка. — Ну куда прёте, граждане-дворяне? На тот свет не успеете?
Ковригин ещё не привык к чудному движению на курортах, а в этом незнакомом городе ему особенно было не по себе. Здесь почему-то беспечно разгуливали по шоссе словно в парке, не переходили улиц, а бросались с одной стороны на другую толпами, как морские волны на берег, и каждый пешеход норовил обязательно угодить под колёса. Поэтому он вёл машину рывками или резко выруливал баранку либо внезапно тормозил, отчего его пассажиркам приходилось несладко, а перепуганная насмерть Августина, повизгивая, каждый раз цеплялась за что попало, нередко путая его голову с имевшимися в салоне ручками на дверке.
Серафима же и при этом настырно молчала, не проронив ни слова ещё с вокзала. Когда там он замер возле сверкавшего лаком автомобиля, распахнул дверки, уложил багаж и широким жестом пригласил их в салон, она, стараясь не глядеть на него, спросила:
— Откуда такой шик?
Его прямо подкосило уничижительное её пренебрежение, но он нашёл силы лихо улыбнуться и попытаться заглянуть ей в глаза:
— Это ж всё Василий Петрович. Ему везде как два пальца!..
Попытка развеселить не удалась, напротив, она даже нахмурилась, зато Августина рассыпалась в восторгах и первой запрыгнула на заднее сиденье. Он попробовал помочь забраться вслед Серафиме, подхватил осторожно под талию, попытался нежно прижаться, но она вырвалась, словно обожглась, оттолкнула его руку.
— Странников упросил хорошего товарища, — смутившись, расстроился он и вспомнил разговор ответственного секретаря с Богомольцевым насчёт машины.
Состоялся он накануне, загорали опять без Арестова у моря, прячась под навесом от расшалившегося, жарившего не на шутку солнца, раскупорив уже третью бутылку душистого крымского вина. Ковригин устроился поодаль, как велено было, держал себя в полной трезвости, поэтому слова их врезались в память, и было отчего.
— Встретить бы их по-человечески, — заикнулся Странников, то и дело подливая вина старшему товарищу.