— Я понимаю, это они оставили нетронутым? — закончив изучать дно сейфа, Турин возвратился к бумагам на столе. — Удалось найти что-нибудь стоящее среди этой мукулатуры?
— Изучение потребует значительного времени. — Легкодимов устало потёр ладонью лоб, покрасневшие глаза, притушил папироску, недокуренную и до половины. — Я, знаете ли, утратил уйму времени на возню с самим механизмом тайника и его обезвреживанием. Хорошо ещё, агент Маврик помогал, кстати, возьмите на заметку, из парня может вырасти настоящий профессионал.
— Советский пинкертон! — с напускным пафосом кивнул Турин.
— Вы как раз интересовались его отсутствием, так вот, он сейчас собирает сведения на лиц, обратившихся за врачебной помощью от отравления.
— Боюсь, это не даст результата.
— Почему?
— Такое зверьё не станет спасать своих. Мёртвых, если они имеются, предадут земле, а мучающихся добьют, если уже не добили.
— Нам неизвестны их намерения. А вдруг пострадал главарь или кто-то из верхушки?
— Иголку в стоге сена ищете.
— У вас есть предложения лучше?
— Иван Иванович! Ну что вы сегодня сам не свой! На себя не похожи, ей-богу! Болезнь? За меня переживаете?.. Зря! С газетками этими развели какую-то закавыку… Не будем друг с другом заниматься крючкотворством. Оба прекрасно понимаем — бандиты нагрянули за золотом! — Турин даже по столу хлопнул. — Если и были какие сомнения, то теперь они отпали. Драгоценности и золото! Браух хранил их с особой тщательностью, мы с вами в этом убедились. Значит, вёл двойную игру с какой-то политической партией и с ворами. Маскировался, для чего денег личных не держал в большом количестве. Жил впроголодь. Натуральный Гобсек, ни жены, ни любовниц! Вечный бобыль. Этим интриговал и притягивал Странникова. Тот, видя его мытарства, верил в другую любовь профессора — в великую науку…
— Каково же будет его разочарование…
— К разочарованиям ему не привыкать. Он — человек особого склада, вы мне поверьте на слово. — Турин как-то странновато ухмыльнулся. — Партия, как в газетках пишется, выковала его из железа.
— Мы одни, Василий Евлампиевич, — опустил голову Легкодимов. — Нужны ли эти эпитеты? К тому же в памяти у всех свежо безжалостное коварное развенчивание личности более значимого калибра!
— Троцкого?
— Лейбы Давидовича Бронштейна, основателя Красной гвардии и героя всех её побед, как кричали недавно на каждом углу.