– Ура-а! Бей их, братцы! – кричали бойцы и падали один за другим, сраженные автоматными очередями.
– Сдавайтесь! – сделав руки рупором, предложил Жаков. – Вы окружены!.. Вас все равно отсюда не выпустят!
В ответ со всех сторон в него летели пули. Он спрятался за толстую старую сосну. Вот пуля срезала ветку, и она упала ему на голову.
– Ну как хотите! – снова крикнул он. И тут же: – Товарищи, вперед! За Родину!..
– За Родину! – неслось со всех сторон. – За Сталина!
Вот так же они когда-то кричали под Сталинградом… Под Курском… На Днепре… И когда Кенигсберг брали – тоже кричали… И потом кричали… Всегда кричали! Потому что главнее этих слов ничего на свете не было. Потому что только эти слова связывали их в единый узел, делали их сильными и лишали страха.
– Ура-а-а!
– Сдавайся, Круминь! – продвинувшись вперед и снова встав за дерево, кричал капитан. – Пощади своих людей! У них ведь семьи есть!.. Отцы, матери, дети!..
– Пошел к черту! – летело в ответ. И снова пули. Они свистели совсем рядом, впивались в деревья, срезали ветки, отчего сверху на Алексея беспрерывно сыпалось хвойное крошево.
Бандиты пытались прорваться сквозь кольцо окружения, но им не дали. По ним стреляли со всех сторон. Огонь был таким плотным, что нельзя было поднять голову. Те же, кто пытался бежать, падали, изрешеченные пулями.
– Сдавайтесь!.. Вам все равно не выбраться!
Наконец стрельба потихоньку начала стихать, и из-за деревьев стали показываться бородатые угрюмые люди с поднятыми руками. Лица их были худыми и изможденными. А в глазах – страх, отчаяние, боль… Все, проиграли. Теперь мы в ваших руках – делайте с нами, что хотите.
Их тогда привезли на базу под Ригу. Сутки они сидели под дождем, прежде чем начались допросы.
На первом же допросе Жора застрелил какого-то молодого латыша, который с криком «Ненавижу!» плюнул ему в лицо.
– Ты что наделал! – возмутилось начальство.
– Так ведь он мне в рожу, сука такой, плюнул, – сказал Бортник, а ему:
– Чекист должен уметь сдерживать себя. Что получится, если мы их всех перестреляем?
– Да туда им и дорога! – огрызнулся Бортник.
Наказывать его не стали, лишь сделали выговор, предупредив, чтобы он забыл про самосуд.
– Ну дела!.. – жаловался он Алексею. – Скоро нас в институток превратят. Этого нельзя, того нельзя, а что можно?
– По закону надо жить, Гоша, вот что, – сказал ему Алексей.
Тот усмехнулся:
– Закон у нас один должен быть – смерть всем, кто против советской власти!
«А может, он прав? – подумал Алексей. – Может, именно такими и должны быть чекисты? Что сказал Ленин? Революция должна уметь защищаться! Вот Бортник и защищает ее. Ведь революция, по сути, еще не закончилась, коль стране со всех сторон угрожает враг…