– Слишком много желаний сразу: и мужчин привораживать, и свою вину на других перекладывать. Тут и у умного преступника ум за разум зайдёт, а наша воровка не семи пядей во лбу: это же надо было догадаться – приворожить женоненавистника! Впрочем, что теперь рассуждать – мы с вами получили однозначный приказ свернуть дознание.
– Не совсем так, – возразила фрейлина. – Я вообще пока никаких указаний от императрицы-матери не получала, а вам было предложено направить дело по инстанции, то есть вернуть его частному приставу с Охты. Капитан Сысоев показался мне человеком толковым. Вы же сказали, что он установил за домом наблюдение, вот пусть и продолжает следить. Рано или поздно Сикорская окажется в острой ситуации и будет вынуждена признаться. Нам надо просто подождать.
Кочубей подумал и согласился:
– Пусть будет так. Я сам поговорю с приставом. Если вдруг он сможет хоть за что-то уцепиться, я тут же об этом узнаю. – Граф сделал долгую театральную паузу, а потом лукаво добавил: – Вы, разумеется, будете знать столько же, сколько и я.
Глава двадцать шестая
Роковые письма
Сколько же народу, просто столпотворение! Огромный зал Казанского собора был забит так, что и яблоку негде было упасть. Гости, приглашённые на венчание графини Натальи Белозёровой и светлейшего князя Никиты Черкасского, соседствовали с любопытствующей публикой. Как только зрители смекнули, что церемонию почтила своим присутствием сама императрица Елизавета Алексеевна, количество любопытных, пожелавших лицезреть новобрачных и государыню, стало быстро расти и уже вскоре превысило все разумные пределы. Приглашённые гости, с почтением отступив от членов семьи, государыни и фрейлин, занявших места сразу за спинами жениха и невесты, стояли в центральном нефе. Посторонние теснились меж розовых гранитных колонн в северном и южном приделах. Толпа зевак так уплотнилась, что любопытным пришлось залезать на цоколь колонн, лишь бы всё получше рассмотреть.
Невеста – в брабантских кружевах, с белыми розами на белокурой головке – походила на ангела, а трогательное выражение тихой радости, расцветшее на её лице, делало Натали ещё прелестнее. Она казалась особенно хрупкой рядом со своим высоким и широкоплечим женихом.
Ольга пыталась сосредоточиться на службе, но не могла. Слишком уж тяжело было у неё на душе. Всё внутри давно выболело, и вместо сердца осталась лишь кровоточащая рана. Хотелось лечь, закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Может, тогда эта ноющая боль прекратится?..
«Нужно думать о Натали, – приказала себе Ольга, – мои беды никуда не убегут. Пусть хоть подруга обретёт наконец настоящее счастье».