– Господи, спасибо, что услышал мои молитвы! Я спасена!.. Где вы нашли портрет, Агата?
Ну ничего себе – поворот событий! Впрочем, Орлова сразу же нашлась:
– Там, где вы его потеряли!
– А где?
Глаза княжны Варвары сияли, лучезарная улыбка молодила смуглое лицо. Ну и актриса! Или она не кривит душой?
Туркестанова схватила миниатюру и прижала её к сердцу. Радость княжны казалась такой незамутнённой и по-детски искренней, что Орлова даже заколебалась в своих подозрениях.
– Миниатюру нашли в доме убитой француженки, и есть серьёзные подозрения, что ею расплатились с мадам Клариссой за определённую услугу, – сухо сказала она.
Княжна Варвара страшно перепугалась: её только что сиявшее лицо сделалось вдруг оливково-серым, а губы затряслись.
– Агата, вы же не думаете, что я могла продать портрет государя, чтобы приворожить молодого любовника? Я не сумасшедшая! Мне почти сорок лет, из них пятнадцать я – при дворе. Неужели вы верите, что я могла решиться на подобное безрассудство там, где даже у стен есть глаза и уши? Только один намёк моих недоброжелателей государю – и меня ждёт крепость! Изгнание тогда покажется небесной милостью.
Орлова молчала. Она понимала, что княжна Варвара права. Но как же тогда попала миниатюра в дом французской ворожеи?
– Вы считали, что потеряли миниатюру?
– Если честно, то я не знала, что и думать. Государь подарил мне медальон два года назад, но вы понимаете, что, щадя чувства императрицы, я никогда не решилась бы его надеть. Елизавета Алексеевна всегда была ко мне добра, и её отношение совсем не изменилось, когда…
Княжна Варвара запнулась, но Орлова и так всё поняла, сама-то она не сомневалась, что покинутая мужем императрица не может не знать о связи Александра Павловича с фрейлиной Туркестановой. Впрочем, сейчас речь шла не о чувствах, на кону стояли свобода и жизнь княжны Варвары.
– Значит, вы портрет не носили? – уточнила Орлова.
– Никогда! Я хранила его в шкатулке. Драгоценностей у меня мало, так что я их ношу каждый день. Вечером всё снимаю и складываю в фарфоровую чашку – память о родительском доме. Так что в шкатулку я заглядывала редко и обнаружила пропажу миниатюры только вчера.
– Но если вы портрет не вынимали, почему же считали, что я могла его найти?
Туркестанова покраснела так, как это бывает лишь с юными барышнями – пунцовыми стали сначала щёки, следом лоб с плечами, а потом и грудь.
– Я показывала миниатюру Роксане, – призналась она. – Всего один раз, месяца полтора назад. Обнаружив пропажу, я никак не могла вспомнить, клала ли портрет обратно в шкатулку или нет.