Воронцов с трудом перевернулся на спину, встал на колени и протёр глаза. В светлом квадрате дверного проёма маячила фигура лейтенанта.
– Дорофеев, – сказал он, – помоги ребятам.
– Да ребята в порядке, – ответил лейтенант. – Похоже, командир, тебе больше всего досталось.
Воронцов обвёл взглядом полусумерки сенцев: на земляном полу лежали окровавленные тела в серо-зелёных шинелях; в углу, так и не покинув своей позиции, стоял на коленях Кудряшов и, ни на кого не глядя, окровавленными пальцами старательно и бережно прилаживал на место выбитый зуб; Турчин, как всегда, был занят своим ТТ, протирал его носовым платком и посматривал то на Воронцова, то на Кудряшова, то на Дорофеева. На тела убитых немцев никто не смотрел.
– И-ё-о!.. Один, два, три, четыре… И как вы с ними справились? – присвистнул один из партизан, заглянув в проём.
– Дорофеев, осмотри чердак.
И тут прибежал запыхавшийся Иванок и доложил:
– Там, в деревне, наши кухню захватили! Айда, а то не достанется!
И Воронцов вдруг вспомнил, что где-то, или возле первого пулемёта, или возле второго, бросил свой сидор. В нём уже почти ничего нужного не оставалось. Всё нужное давно было израсходовано, пущено в дело или выменяно на сухари. Но котелок лежал там. И, видя, как Кудряшов нагнулся к убитому немцу, как грубыми хозяйскими движениями, одну за другой, срезал лямки ранца, кивнул:
– Савелий, найди и мне котелок.
– У меня руки, видишь, какие грязные, – сказал брянский и вытянул перед ним свои волосатые руки, бурые, в разводах присохшей крови.
– Ничего. Мы сейчас где-нибудь умоемся.
– Надо бы… Зуб, сука, выбил…
А в середине деревни тем временем бойцы и офицеры опустошали котёл захваченной кухни. Лапшу, густо заправленную тушёнкой, зачёрпывали прямо котелками. У кого не оказалось котелков – касками. Расходились по луговине и тут же, обжигаясь и кашляя, поедали трофей, богаче которого, казалось, сейчас ничего не могло и быть. Многие из них не ели ничего, кроме баланды из гужей из сосновой хвои, уже около месяца.
Воронцов снова увидел капитана в полушубке. Снова без шапки. Капитан подошёл к нему, засмеялся. В руках он держал дымящийся котелок, тоже трофейный, как и у большинства собравшихся возле кухни.
– Как мы им, лейтенант! – сказал он.
– Я не лейтенант, – ответил Воронцов и посмотрел на перевязанную ладонь капитана, подумал: «Хоть бы шапку себе нашёл, вон сколько убитых валяется».
– Да я вижу. Но действовал ты со своими лихо! Мы наступали правее.
И тут к капитану подбежали бойцы. И начали рассказывать, как закололи штыками, прямо в окопе, пулемётчика и как тот не выпускал рукоятку МГ даже тогда, когда в него ударили уже дважды.