Спустя минуту и девушка-радистка, в петлицах которой, однако, профессор успел разглядеть медицинские эмблемы со змейкой, и старик вышли на улицу. Старшина и профессор остались одни.
– Вот что, профессор, – начал старшина, очевидно, уже заранее заготовленный монолог. – Времени у нас мало. А мы уже не дети. Так что – без прелюдий…
Профессор молчал. Он уже начал понимать, что с ним произошло. Он ещё метался внутри себя, то ли ища выхода, какой-нибудь лазейки, то ли пытаясь успокоить себя, что, мол, ещё неизвестно, может, и обойдётся… Он решил ждать. Ждать, покуда существует такая возможность. Ждать и молчать. А вдруг это просто проверка? Штучки капитана Камбурга? И Старшина просто-напросто один из его автоматчиков? От этого любителя курительных трубок можно ожидать всего, чего угодно. Решил проучить, чтобы не ездил в одиночку.
– Я предлагаю вам выгодную сделку.
– Сделку? – вздрогнул хирург. – Какая может быть со мной сделка? Я – хирург. Я не торговец.
– Полноте, профессор! Вся ваша жизнь – сплошная сделка… Я ведь всё о вас знаю. И из какого местечка вы родом. И то, что ваш почтенный родитель был известным хлебным откупщиком. Так что вы, благодаря наследным качествам, всему сумеете при необходимости определить свою цену. Родительские наставления, знаете ли, входят не только в голову, но и в кровь. Подспудно. С годами это особенно проявляется. Не зря сказано: «к роду отцов своих…» А, профессор?
Старшина говорил с долгими паузами. Пауза после каждой высказанной мысли. Каждую новую мысль он облекал в отдельную фразу. Но и пауза, казалось, звучала. Иногда паузы были страшнее и выразительнее слов. О, это была довольно талантливая драматургия! Звучащие выматывающие нервы паузы, и затем точные фразы – это дано не всякому актёру и режиссёру.
– Цена, сударь мой. Цена… Жизнь складывается или не складывается. Но кое-что, недостающее, можно и прикупить. А что-то, что волею обстоятельств выскальзывает из рук, вовремя, у тех же обстоятельств, выкупить. Весь вопрос в цене…
Пауза. Профессор вспомнил жену, детей. Что будет с ними? Он не может их оставить! Нет, не может обойтись с ним, талантливым хирургом и человеком, который никому не сделал зла, так жестоко. Нет, не может. Должны же существовать какие-то правила высшей справедливости.
– С этого дня, профессор, вы будете сообщать нам интересующие нас сведения. Только и всего. Для вас – сущий пустяк.
Пауза. «Выходит, они меня отпустят, – думал профессор, слушая тишину сторожки. – Отпустят… Значит, я буду жить». И его вдруг озарила неожиданно радостная, освобождающая мысль: «оказывается, это так просто! Я буду жить!»